// Текст и фото предоставлены организатором выставки //
Ведь вспоминать и жить — это цельно, слитно, не уничтожаемо одно без другого и составляет вместе некий глагол, которому названия нет.
Ю. Трифонов. Время и место
Фотоархив ленинградского художника Геннадия Никеева (1934–2000) охватывает несколько десятилетий, но фокусом выставки становятся фотографии пятидесятых-шестидесятых годов, время так называемой «оттепели».
Геннадий Никеев был фотографом-любителем, однако это далеко не синоним дилетантизма, не недостаток, а напротив — гигантское, для его времени, преимущество — свобода от ограничений, от рамок редакционного задания, от обязательств перед начальством. Любитель — это право на субъективный, личностный взгляд и выбор, право, которым Никеев пользуется легко и непринуждённо.
Снимки Никеева — это не репортажная хроника, не сухой «документ» эпохи, они выходят далеко за рамки визуальной антропологии, каждый кадр наполнен интенсивным эмоциональным содержанием, это живая жизнь, которая пульсирует и дышит.
В любом авторском произведении личность и судьба остаются в центре большой истории и в то же время оказываются на ее фоне. На фоне эпохи, города, дома, семьи и друзей. Всего того, что дано человеку как неизбежность, и того, что он, выбирая и собирая вокруг себя, создает сам. И история, таким образом, становится чем-то большим — отображением человека, времени, счастья, выбора.
«Я знал Никеева как отличного художника книги, видел его великолепную коллекцию предметов быта былого Петербурга, знал о его любви к фотографиям-документам прошлого, но совсем не знал, что он занимался фотографией самостоятельно. Лишь совсем недавно я увидел его собственные снимки. Всматриваясь в них, поймал себя на мысли, что они так же стремительно погружают меня в давно минувшее время, как это делали иллюстрации “Ленинградского каталога”.Через простые вещи: одежды, фактуры, предметы, выражения лиц, телодвижения, бытовые привычки и манеры, времяпровождение и ещё бог знает что. Очень многие люди, взяв в руки фотоаппарат, стремятся запечатлеть что-то из ряда вон, поймать на удивление всем экстравагантный момент, сотворить какой-то трюк… У Никеева иное. Нет, нет, у него всё в порядке и с пресловутым “решающим мгновением”, и уж, тем паче, с оригинальными ракурсами и композицией. А как может быть иначе с пониманием культуры изображения у петербургского профессионального художника? Но не приёмы у него на первом месте, не они вызывают какой-то внутренний трепет и заставляют вновь и вновь всматриваться в то, что фиксировал посредством своего фотоаппарата — не забудем, фотограф-любитель — Никеев. В них как-то незаметно и ненавязчиво звучит и эхо советских мифов, и эхо реальной жизни, и какая-то наивность, и нежность…
Усыновление времени
Один из моих персонажей, наблюдая настоящее, любил представлять его как бы из будущего. Он видел его в пожелтевшем глянце фотографии и заранее испытывал тоску по минувшему времени. Образ фотографии здесь неслучаен, потому что лишь она одна способна останавливать мгновение. Даже кинохроника не рождает того щемящего чувства: там ведь нет мгновения и нет его остановки.
Рассматривая фотографии Геннадия Никеева, я думаю, что мой герой похож на него. Для того чтобы делать такие снимки, нужно уметь покинуть свое время и увидеть его взглядом будущего. Быть, если угодно, путешественником во времени, в каком-то смысле — пророком, чувствующим, от каких кадров пятьдесят лет спустя будут наворачиваться слезы.
Люди, марширующие на первомайской демонстрации, воздушны, они почти отрываются от земли. Бочка с квасом. Мальчик в тюбетейке (есть и у меня в семейном альбоме такой снимок). Старомодные трамваи — по каким небесным рельсам они бегут сейчас? Смеющиеся девушки: у всех, как на картине Петрова-Водкина («Атака»), одно лицо. Я думаю, этот подарок был заготовлен специально для Никеева, в жизни такое не встречается. Если бы я искал фотографию-символ советской эпохи, то выбрал бы, наверное, именно эту.
Энергия ностальгии, которую излучают эти фотографии, рождается не сейчас, а в момент съемки. Сила ее так велика, что наблюдатель не может отвести глаз и испытывает странное желание усыновить ушедшую эпоху. Эта эпоха не была доброй, ни уж тем более — прекрасной, но она — была, и хотя бы поэтому достойна любви. Геннадий Никеев любил этот мир во всех его проявлениях, без исключений. Мы смотрим в его объектив и тоже — любим.
Евгений Водолазкин, 3 октября 2020 г.
Следите за новостями на страницах Foto&Video в Facebook и «ВКонтакте».