С этим фотографом мы встречаемся не часто, но достаточно регулярно. А регулярность встреч порой важнее частоты, если правильно понимать смысл, вкладываемый в понятие регулярности. Встречи происходят в перерывах между разъездами, которых у обоих бывает в году достаточно, по крайней мере, достаточно настолько, чтобы говорить об этом именно как о разъездах. И хотя за весь прошлый 2002-ой мы виделись только дважды, и оба раза в Москве, связи не теряли никогда, что при сегодняшних средствах коммуникации дело несложное. Но и не злоупотребляли вниманием, как, кажется, не злоупотребляют вниманием в значении «не допекать».
Однажды, обдумывая записанное почти трехгодичной давности, пришлось признаться себе, что сегодня говорить в тех категориях и с тем отношением уже вовсе и не хочется. О чем тогда велась речь? О том, что так нередко становится сегодня темой разного рода дискуссий и обсуждений вне зависимости от вида искусства, — фотография ли то, кинематограф или литература, и что, как правило, сводится к выведению понятия модного и немодного, заслуживающего внимания и нет, к выявлению определенных соотношений и следствий. Мир не единобразен в своих проявлениях. Но вот относительно модного однажды очень хорошо сказал известный энтомолог и составитель шахматных партий, дав явлению этому весьма простое определение, — «творчество человеческой посредственности, известный уровень, пошлость равного».* Так заслуживает ли оно обсуждения? Ведь продолжая мысль нашего соотечественника, разговор в этом случае будет ничем иным, как признанием того, что «посредственность может создать что-то такое (…), о чем стоило бы пошуметь». И что, времени своего драгоценного не жалко?
«Ага, — обрадуется кто-нибудь. — Не отрицание ли это всего? Слышали, слышали». Вовсе нет, vraiment, вовсе это не отрицание и тем более не всего, а желание не вовлекать себя в дискуссии. Позвольте просто не вовлекать себя в подобного рода дискуссии. «А что вы имеете в виду?» — с ехидцей, прищурившись и наклонив набок голову, спросит опять все тот же «кто-нибудь», бегло затягиваясь сигареткой. Да ничего, знаете, исключительно лишь то, что уже сказано.
Но вернемся к нашему фотографу. Девяностые годы в России и следующая за ним первая половина декады нового столетия слишком еще свежи, и осмыслить их без влияния налета первичного накопления капитала со всем букетом специфических особенностей доведется еще не скоро. Но пусть это не отвлекает вас, ибо никак не вопросы социального аспекта мы ставим себе задачей решать сегодня, как и вовсе не собираемся решать что-либо, а интересно нам иное — мысль, что в девяностые сформировалось целое поколение нынешних двадцатипяти-тридцатипятилетних, потенциалу знаний которого по-настоящему еще предстоит раскрыться. Иными словами, хочется думать, что применительно к культурной жизни общества это предполагает в будущем много обещающего. И речь не о влиянии на сознание масс, вовсе нет, а о формировании того культурного слоя, который позволит заговорить о нем вполне определенными именами и на том простом основании, что они как-то среди всеобщей суеты и шума, без привлечения к себе излишнего внимания, но вдруг будут появляться среди нас и творчеством своим объективно заставят, и уже делают это, считать себя персонами для страны действительно культурологически важными.
В аспекте подобной постановки вопроса Валерий Нистратов (мы ведь, помнится, еще не называли его имени?) является одним из представителей такого, нового, поколения. Интересно, но как следует из его собственных слов, за последние четыре года ни с одним из российских печатных изданий отношения у него так и не сложились. Согласитесь, весьма показательно в свете всего вышесказанного.
Дмитрий КИЯН
Все фотографии: © Валерий Нистратов
* Владимир Владимирович Набоков, «Письмо в Россию», 1925 год