Периодически я корю себя за предвзятое отношение к современному отечественному кинематографу, но каждая очередная лента, с которой сталкиваюсь, только усугубляет ситуацию. Конечно, здравым может быть только одно решение: либо молчать, либо снимать самому. Поэтому я стараюсь помалкивать, но иногда молчать становится невозможно. Так было со «Сталинградом», так произошло и с «Левиафаном». Интернет изобилует комментариями, многие из которых крайне негативны. Я не хочу повторяться вслед за критиками и вскрою другую проблему, которую не озвучивают.
Кино — это иллюзия, вымышленная реальность, и что бы ни происходило на экране, я хочу верить в это. Если нет иллюзии — нет кино. Отснятый материал может быть репортажем со съемочной площадки, любительской съемкой на смартфон гримера или лабораторной работой студента вуза, в которой рассматриваются схемы освещения. Можно сформировать любой бюджет, заложить колоссальные средства на рекламу, но если отсутствует иллюзия — все эти усилия напрасны. С «Левиафаном» произошла именно такая история: в нем иллюзии, нет кино.
Иллюзию создают актеры. Если нет великолепной актерской игры, я начинаю изучать реквизит, костюмы и грим. Однако когда игра меня захватывает, я с головой окунаюсь в вымышленную реальность.
«Левиафан» держится на одном Алексее Серебрякове. Он единственный погружал меня в иллюзию, которую хотел создать (но не создал) Звягинцев. Серебряков добросовестно работал и выполнял все нелепые указания режиссера: пил водку, совершал не всегда понятные для меня действия и проч. Но я верил в него до самого конца, потому что он играл.
Ведущую женскую роль исполнила Елена Лядова, и она разочаровала с самого начала, уже со сцены конфликта с пасынком, который, непрофессиональный актер Сергей Походаев, сыграл лучше, чем выпускница Щепкинского училища. Я специально пересмотрел эту сцену несколько раз, пытаясь понять, как именно героиня Лядовой относится к пасынку, и понял, что... никак. Более того, «никакое отношение» — это тоже отношение, и его тоже нужно уметь грамотно сыграть. Однако с самого начала ленты Елена Лядова отпозиционировала себя так, что ее как бы ничто не касается. Абсолютно безэмоционально она отыграла интимные сцены с Владимиром Вдовиченковым. И, наконец, суицид никак не был обоснован ее актерской игрой.
Фильм рассыпается не по причине логических несостыковок — в искусстве это как раз простительно, здесь не нужно строго следовать жизненным реалиям. «Левиафан» погубила актерская игра, и Серебряков не спас. Хотя некоторые роли второго плана меня очень порадовали. Было несколько моментов, когда я думал: вот сейчас меня зацепит, я уйду с головой в киношный мир. Но каждый раз я, как рыба, срывался с крючка.
В комментариях, которые звучат по поводу фильма, присутствует очень много объяснений: библейская «Книга Иова», Левиафан — морское чудовище, Марвин Джон Химейер и его KillDozer, проч. Безусловно, это замечательно, что лента провоцирует обширные дискуссии, однако, по моим ощущениям, эти комментарии не дополняют/трактуют ленту, а объясняют (или даже, скорее, оправдывают) ее. В них содержится гораздо больше информации, чем в самом фильме, что еще раз указывает на его слабость. Как фотография должна говорить сама за себя, так и фильм должен быть самодостаточен. Пускай в нем мало реалистичных вещей и много несостыковок, но он должен содержать некую эмоциональную оценку. Например, ситуация в «Иронии судьбы.» абсолютно нереальна, но никому не придет в голову критиковать Рязанова, что «так не может быть». Это неважно. Благодаря гениальной актерской игре несколько поколений верят, что «так оно и было», пускай и в иллюзорном мире.
Финал «Левиафана» меня обескуражил. Я до последнего верил, что режиссер поставит точку, пускай и не жирную. Но концовка оказалась смазанной. Если говорить сухим официальным языком, то лента завершается преступным сращиванием и торжеством властной номенклатуры с клерикальной верхушкой Русской православной церкви и поражением рядового российского гражданина. Иными словами, власть и церковь уничтожили маленького человека. Какова же позиция режиссера, каково отношение автора к своему произведению? Он осуждает такой финал, одобряет, бессильно негодует? Я не обнаружил ни-че-го. Беспристрастность и отстраненность (преднамеренная?) здесь достигли своего предела — режиссерской оценки нет вообще. «А сам-то художник понимает, что он сказал?» Я готов допустить присутствие огромного количества водки, ненормативную лексику, очернение российских реалий и даже слабую (sic!) игру актеров, но только если режиссер хочет донести свою точку зрения.
И вот как раз именно в этой преднамеренной или неосознанной т.н. отстраненности и заключается позиция режиссера и главный месседж ленты — безнадежность и обреченность, бесправие людей и бесполезность борьбы. И в этом контексте кинофильм является антинародным. При этом затраты на его производство составили 220 млн рублей, где треть — бюджетные средства. Таким образом, я как гражданин РФ возмущен кинофильмом «Левиафан», он оскорбляет меня, доставляет нравственные страдания. Поскольку часть средств на производство ленты была выделена из бюджета, я считаю целесообразным провести расследование об эффективности использования бюджетных средств.
Жан-Люк Годар заявил, что фотография — это правда, а кинематограф — правда 24 кадра в секунду. Развивая мысль, можно сказать, что «Левиафан» — это ложь 24 кадра в секунду.