Военная фотография Юрия Козырева. Ощущение войны

Текст Анисия БОРОЗНОВА

«Часто в Ираке нет абсолютно никакой возможности передвигаться. Я сижу дома, и это не очень приятно. Точнее, это ужасно. Дом наполовину разбит, заложен какими-то мешками. Вокруг жуткие заборы из бетона, и их постоянно становится все больше. Нам кажется, что они защитят. Такая вот военная обстановка».

Фотограф Юрий Козырев, сотрудничающий с журналом Time, работает в Ираке практически безвыездно уже пять лет. Он говорит, что на данном жизненном этапе Багдад — это его дом. В России у него есть семья, друзья, есть возможность найти другую работу. Тем не менее пока он не собирается возвращаться. Что же держит его в гуще военных событий?

В октябре в Российском государственном гуманитарном университете с участием Юрия Козырева и директора фотослужбы журнала «Русский репортер» Андрея Поликанова состоялся семинар «Фотография и война», на котором прозвучало множество вопросов, но ключевым, пожалуй, был именно этот.

Пытаясь понять, почему фотограф уже много лет продолжает делать снимки на военную тематику, слушатели из зала предложили три возможные причины «адреналин — деньги — долг». Юрий отверг эти варианты, ответив, что «все не так просто»: «Журналистам никогда не платят за риск — это наш собственный выбор, и ни в коем случае не связанный с деньгами. Наверное, я зарабатывал бы куда больше, если бы в полной безопасности снимал В.В. Путина в Кремле, т.к. это, во-первых, эксклюзивно и, во-вторых, востребовано. Ирак же интересует не всех. Журнал Time, с которым я сотрудничаю, — одно из немногих изданий, выделяющих полосы под публикации на эту тему и тратящих деньги на поездки журналистов в зону боевых действий.

Я не спортсмен и никакого прилива адреналина от своей работы не получаю. Дело в том, что во время войны жизнь продолжает идти своим чередом: люди женятся, рожают, умирают, любят — вот что важно. Но все это происходит в необычных условиях. Истории, которые я снимаю на войне, — все, в первую очередь, про людей. Да, я работаю в горячих точках. Я не могу объяснить почему — так сложилась судьба. Просто однажды я сделал свой выбор, кому-то же нужно это снимать».

Козырев говорит, что относится к той категории фотографов, которые могут очень долгое время работать над одной темой, и считает такой путь единственным для себя возможным: «Я не могу посещать объект своей съемки наездами или, к примеру, один раз съездить в Чечню и считать, что там был, — этого недостаточно. Есть фотографы, которые ездят по всему миру, везде успевают, в душе я им по-доброму завидую, но сам так работать не могу».

Сначала Козырев искал для себя какой-нибудь формальный рубеж, чтобы прекратить съемку в Ираке, думал, что возьмут Саддама — и все, история для него закончится. Но потом фотограф назначал себе все новые и новые отсрочки, а закрыть иракскую тему до сих пор не может. Приезжая в Россию, он порой задумывается над тем, что и здесь неплохо, и что можно найти множество невоенных сюжетов для фотографии. Поликанов не только как фоторедактор журнала, но и как близкий друг Юрия не раз настаивал на возвращении его из Ирака. Но ни уговоры, ни советы, ни директивы на Козырева не действуют, и какая-то неведомая сила тянет его обратно в гущу военных событий: «Когда была первая чеченская компания, я, к своему сожалению, пропустил очень много важных моментов, к каким-то вещам отнесся недостаточно внимательно. И я не хочу теперь повторять те свои ошибки. Для меня важна история, которую я показываю людям. Я нахожусь в ней и живу ею. Много времени я теряю просто в ожидании. Но ради истории я готов ждать сколь угодно долго».

Интересно, что сам себя Юрий считает человеком более чем миролюбивым и всячески отрицает какую-либо причастность к военной сфере: «Я всегда избегал армии. Я с ними, но остаюсь журналистом. Даже камуфляжную куртку никогда не надену. Многие журналисты переодеваются. Это объяснимо — ведь любая военная форма (кроме российской) удобна и функциональна. В ней много кармашков. Но я сознательно никогда не надевал на себя ничего военного». И по внешнему виду Козырев далек от суровых вояк, привыкших жить в тяжелых условиях и строго по расписанию. Напротив, в его облике есть что-то от вечной молодости, и по взгляду не понять, свидетелем скольких ужасов ему пришлось стать.

Половину своей жизни Козырев провел в горячих точках, а ведь в юности он бегал от армии. Именно в то время и начался путь Козырева к фотографии. Получив профессиональное журналистское образование, он и не думал устраиваться куда-то по специальности и писать статьи. А лучшая работа, которую сначала удалось найти, была работа сторожем. Юрий воспринимал ее как вполне романтическое занятие. Переубедил его в этом брат, сказав, что невозможно всю жизнь быть сторожем. Эти слова и стали отправной точкой. Вскоре, благодаря брату, Козырев познакомился с группой фотографов. Самым знаменитым из них был Евгений Халдей, легендарный фотокорреспондент Великой Отечественной войны, награжденный званием «Рыцарь ордена искусств и литературы»: «Он никогда не учил меня композиции или тому, как проявлять пленки, но от него я услышал множество историй и баек, которые, несомненно, на меня повлияли. Когда я только начал заниматься фотографией, то жил очень отвлеченно от новостей и никогда не думал, что они станут моей специализацией. Вообще, это было время без забот, можно было не думать о деньгах. Друзья поддерживали меня, так что у меня не было необходимости непременно пристроить отснятое в какое-либо издание. Я просто занимался творчеством и работал над собственными сюжетами. К примеру, один из них — замкнутые пространства — о том, как люди живут в параллельном мире (я имею в виду детские дома, тюрьмы). Это было серьезное исследование, слишком тяжелое. Еще я совершал удивительные поездки. Тогда, даже будучи независимым фотографом, путешествовать по России было проще. Мог легко улететь на Камчатку и бродить там дней двадцать. В то время я делал фотографии, которые теперь могу назвать снятыми в "стиле National Geographic".

Была и такая история. Однажды я практически стал "зеленым", отсняв огромную серию о массовом убийстве оленей, тюленей и котиков в России. В западных журналах появились публикации, после которых мне стали предлагать работу, но не как фотографу, а как активисту зеленого движения. Это заставило меня серьезно задуматься, ведь я полагал, что занимаюсь все-таки фотожурналистикой. Вдруг став "зеленым", я страшно испугался, потому что никогда не работал с этими фондами. Тогда и произошел переломный момент. Неожиданно я понял, что вокруг происходят серьезные события: перестройка, путч, приход Ельцина. Я вышел на улицу и стал снимать нон-стопом».

На семинаре было показано несколько слайд-шоу военных фотографий Юрия Козырева: Чечня, трагедия в Беслане, Афганистан и разные подборки съемок из Ирака. Козырев продемонстрировал также серию работ, которую делал не для журналов, в свободное время, — это портреты американских и иракских солдат. Многие из этих людей — его знакомые, они были заранее оповещены о съемке: «Вынужденный сидеть безвылазно в собственном доме в Багдаде, я делал эту историю для себя. Сейчас она выросла в серьезную тему. Серия портретов людей, рядом с которыми я живу, — это, пожалуй, единственная попытка с моей стороны заняться постановочной фотографией. Было весело — я просто попросил своих знакомых: "Приходите завтра утром, будем фотографироваться".

На следующий день в 7 утра они, наряженные, постучались ко мне: кто-то в форме, кто-то нашел генеральские погоны, и абсолютно все с пистолетами. На вопрос, что случилось, я получил следующий ответ: "Мистер Юрий, мы арабы, мы должны быть с оружием". Фон на снимках совсем простой, но достаточно всмотреться в лица этих людей, и сразу видно, сколько они пережили, — их глаза говорят всё».

Если арабы все как один вооружены, то американцы держат в руках амулеты. Съемка проходила на крыше. Чтобы скоротать томительное ожидание, которое на войне не редкость, Юрий попросил каждого из солдат показать самую дорогую, сокровенную вещь. Они не только согласились позировать, но и стали рассказывать, почему эти вещи для них важны.

Неоднократно, в разных формулировках, звучал на семинаре вопрос о влиянии фотографа на события, рядом с которыми он находится: «Наше присутствие, скорее всего, так или иначе меняет ситуацию. Мы не можем быть невидимыми. Но я и никогда не старался быть незамеченным. Я фотограф, у меня есть камера — это мое орудие. И я снимаю открыто, прямо, никогда не пытаюсь сделать это исподтишка. С другой стороны, конечно, нужно соблюдать необходимую дистанцию. Людей раздражает направленный на них в упор объектив. Это вполне естественная реакция. Не всегда можно приблизиться на столько, на сколько ты хочешь. Однако слишком далеко я тоже не отхожу: присутствую, но не в центре внимания.

Конечно, можно спровоцировать развитие событий, задать параметры для снимка — попросить людей встать по свету или принять определенную позу. Я так не поступаю, передо мной не стоит задача сделать кадр красивым. На это мне совершенно наплевать, я констатирую факт, я свидетель происходящего. (Надо отметить, что, несмотря на немного напускное пренебрежение к художественным качествам фотографии, снимки Козырева не назовешь обычной фиксацией событий, они рисуют ужасные по содержанию, но гармоничные по форме картины жизни во время войны. Такой контраст между внутренним и внешним производит на зрителя очень сильное впечатление. — Прим. ред.)

У любого журналиста на войне должно быть хорошо развито чувство меры. Есть ситуации, когда надо помогать, а не снимать. Есть ситуации, когда понимаешь, что нельзя больше снимать — надо подождать. Это чувство такта, либо оно есть, либо его нет. Не более того.

Как-то я работал рядом с морскими пехотинцами. У них очень сплоченное братство, всегда защищают друг друга. Работать было довольно тяжело, т.к. они ненавидят Time за то, что однажды журнал рассказал историю об их преступлении. Вначале наши отношения были весьма сложные. Только когда долго пробыл среди них, стало немного проще.

Однажды в перестрелке были ранены четыре человека. Они умирали. Я был там и видел, что вокруг уже достаточно людей, которые могут оказать помощь, и поэтому стал снимать. Вдруг переводчик начал кричать. Он был в шоке, потому что до этого никогда не попадал в подобные ситуации. Ему нужно было найти крайнего, и он нашел: им оказался фотограф, который снимал, а переводчику казалось, что этого делать нельзя. Вскоре один из пехотинцев попросил у меня камеру. Я не стал спорить, просто отдал, хотя такое происходило первый раз в моей жизни. Я подумал — наверное, так должно было случиться, и лучше не противоречить.

Прошло десять минут. Возможно, кто-нибудь бы переживал и убивался, что пропустил много моментов, которые можно было снять. Может быть, и я тоже переживал, но сейчас уже не могу вспомнить. Через десять минут пришел командир, извинился, отдал камеру и сказал, что такое больше не повторится. На самом деле, это была критическая ситуация, все равно, что забрать у военного оружие. Солдаты это прекрасно понимают и уважают профессию фотожурналистов, находящихся в равных с ними условиях, даже те, у кого неоднозначное отношение к Time».

По данным одного английского журнала о медицине, больше шестнадцати процентов солдат, воевавших в Ираке, страдают PTSD (Post-Traumatic Stress Disorder, посттравматический стрессовый синдром). Никто не проводил подобные исследования среди военных журналистов и фотографов, однако вряд ли ужасы войны переносятся ими легче.

Юрий Козырев говорит, что самым горьким опытом в его жизни стал Беслан: «Невозможно быть готовым к тому, чтобы увидеть смерть трехсот детей, этому не учат в книгах». Если снимаешь войну, приходится чем-то жертвовать — и это касается не только психического равновесия. Это и материальные блага, и стандартный ход жизни, и семейные ценности: «Среди моих друзей — военных фотографов — крайне мало семейных людей. Мне повезло. Моя жена прекрасная женщина. Она понимает и уважает то, что я делаю. Еще у меня есть дочь, которая тоже увлекается фотографией. Когда случилась трагедия на "Норд-осте", в театре были ее друзья. Тогда она первый раз столкнулась со смертью. Она подошла ко мне и спросила: "Это твои друзья убили моих друзей?". Это был сложный момент. Нужно было найти нужные слова, придумать объяснение. Я не многое из своих фотографий показываю дочери. Она следит за новостями, но есть вещи, которые я вижу на войне и которые ей лучше не видеть».

У Козырева есть три снимка, которые он считает важными и выделяющимися из остальной массы фотографий. Это три снимка, благодаря которым запечатленные на них дети получили помощь. И если фотографии заставляют людей задумываться о страдании других, может быть, они способны хотя бы немного приблизить мир и отдалить войну.
F&V

Все фотографии: © Юрий КОЗЫРЕВ

Дополнительная информация:
www.time.com
www.prolab.ru
www.rusrep.ru
www.noorimages.com

Семинар организован компанией «ПроЛаб-Центр» совместно с Российским государственным гуманитарным университетом и журналом «Русский репортер» как часть образовательного проекта «ПроЛаб-Центра» «Школа успеха»

------------------------------------

Юрий КОЗЫРЕВ родился в 1963 г., в Москве. Учился на факультете журналистики Московского государственного университета. Профессионально занимается фотографией с 1986 г. Освещал крупнейшие региональные конфликты и войны на территории бывшего СССР (Абхазия, Молдова, Нагорный Карабах, обе Чеченские войны). Был одним из первых журналистов, прибывших освещать антитеррористическую операцию в Афганистане.
С 2002 г. живет в Ираке, фотографируя для американского журнала Time.
Пожалуй, самый известный в мире российский военный фоторепортер, Юрий Козырев является призером конкурсов «Пресс Фото России», 4-кратным победителем World Press Photo, обладателем наград The World Press Club Photo Award — за серию работ в Чечне, Ираке и Беслане;
The Overseas Press Club Oliver Rebbot Award — за освещение войны в Ираке; в 2006 г. получил премию Infiniti Международного центра фотографии.
В 2001 и 2003 гг. Юрий Козырев входил в состав жюри World Press Photo.