Лиллиан Бассман

Нью-Йорк, 28 мая 1997 года, три часа дня

«Вы мне кого-то напоминаете» – первые слова Лиллиан Бассман, что я услышала, поднимаясь по узким ступеням, ведущим к ее квартире. Меня встречает элегантная женщина, вся в черном, белые волосы, схваченные сзади. Ведет в красивую мансарду художника. Повсюду изображения – ее самой и ее мужа Пола Химмеля. Рисунки, фотографии, письма, objets trouves. В зимнем саду она предупреждает меня – свет жуткий потому, что у нее под глазами тени. Движения Лиллиан Бассман естественны и уверенны. Я начинаю фотографировать ее, пользуясь старой вспышкой как заполняющим светом. Жесты и взгляды. После она начинает заниматься ретушью. Мы разговариваем о камерах и экспонометрах. Она устает. Я фотографирую ее руки и закрытые глаза. На мгновение она позволяет мне разделить с ней ее личное пространство. Входит и здоровается со мной ее муж. Они работают вместе. Она готовится к экспозиции, скоро выходит ее новая книга. Через комнату крадучись проходит кошка.

Постепенно темнеет. Короткое интервью. Она говорит о том, как начинала в качестве ассистента у Бродовича, легендарного арт-директора журнала HarperХs Bazaar. Она много работает и до сих пор. Ее последняя фэшн-съемка состоялась всего две недели назад. Вся ее жизнь была посвящена фотографии – страстно.

Посвящена она ей и сегодня.
Из интервью 28 мая 1997 года

Т.Р. Не могли бы сказать мне, что для вас фотография?
Л.Б. Фотография С это моя жизнь, и вне ее я не могу себя представить. В какой-то момент я начала уставать от арт-директорства Бродовича. Да и сама всегда делала небольшие фотографии с иллюстрациями. По правде говоря, в то время мне и не требовалось многого знать. Я просто понимала ход вещей на уровне чувств. Бродович сказал: «Почему бы в таком случае тебе не стать фотографом, коль скоро ты устаешь от того, чем занимаешься?»

Дик Аведон собирался на свою первую съемку в Париже. Предполагалось, что он проведет там два месяца. У него была замечательная студия с дневным освещением, которая на это время оставалась пустой, и никто не собирался ею пользоваться. Он сказал: «Послушай, меня не будет. Бери студию и посмотри, что ты сможешь с ней сделать». К тому времени я никогда не работала без ассистента, потому что не знала ни как заряжать камеру, ни как считывать показания экспонометра. Но я точно знала, что хотела делать. Бродович сказал: «О’кей, вот тебе заказ». Было это в 1943 году.

В журнале Bazaar я проработала от двадцати до двадцати пяти лет как «фриланс», и у меня была масса коммерческих заказов. Первый раз, когда Bazaar послал меня в Париж на съемку коллекций, я подумала о том, что никогда прежде не снимала без ассистента, но ассистента в Париж взять не могла. Итак, я отослала его домой, зарядила камеру, потренировалась с экспонометром и поехала в Париж. Просто взяла и сделала это.

От десяти до пятнадцати лет я держалась в стороне от заказов. Занималась своим собственным делом. Несколько лет назад Мартин Харрисон, историк по фотографии, увидел мои негативы и попросил напечатать их. Я ответила: «Хорошо, почему бы и нет». В работе с негативами я начала совершенно по-новому их интерпретировать. Женщина из итальянского Vogue очень хотела со мной встречи. Она уверяла меня в том, что достанет мне моделей, студию и ассистентов. Она так просто все излагала, что я сказала: «О’кей, я согласна». Вот с тех пор я в этом снова. Думаю, что по причине того, кто я есть, и потому, что я до сих пор занимаюсь тем же делом, отношение ко мне со стороны этих людей отличается от их отношения к другим. Им известно, что я ненавижу сидеть и ждать стилиста по прическам и по макияжу. Поэтому они идут навстречу всем моим требованиям.
Т.Р. Снимаете ли вы профессионально и сегодня?
Л.Б. Да. Я только что завершила съемку для The New York Times, и вот еще Сара Мун снимает документальный фильм обо мне. Да и потом, кто и что знает?

«Любовный роман с фотографией не прекращался с тех самых пор, как я его начала… И чем бы я ни занималась, все начнется с фотографии и завершится в лаборатории» (Interview by Tina Ruisinger, New York, May 28, 1997)