Анна Складманн. Детский парадный портрет начала третьего тысячелетия

Цветы жизни, услада родителей, воплощение мечты… Эти штампы представлений о детях не дают ответа на в какой-то момент возникающий вопрос: когда ребенок становится объектом не просто изображения, но изображения для Истории? Почему тысячи детей и в наше время множества технологий оказываются не-изображенными, не-видимыми за пределами узкого круга домашних, а лица других детей олицетворяют эпоху?

Вероятно, ответ заключен в том, что на некоторых детей общество возлагает большие надежды, не подтвержденные ими лично (было бы смело предполагать, что каждый маленький наследник проявляет себя с юных лет, как Моцарт, и за личные заслуги становится объектом изображения художников), но перенесенные на них взрослыми, в первую очередь самими родителями, состояние, положение которых позволяет им «задавать условия игры» современной истории и, тем самым, — претендовать на место в Истории — книге судеб.

Анна Складманн/Anna Skladmann (р. 1986, Бремен, Германия) снимает детей — наследников уважаемых и влиятельных людей современного российского общества. Внутри проекта «Маленькие взрослые» ее интересуют не имена, истории, цифры, выражающие размеры состояния родителей, но феномен — детинаследники, первое поколение людей новой России, родившихся в безусловном богатстве и с самого раннего возраста осознающих свое отличие от «большинства» и свою «принадлежность» кругу избранных. Дети, знающие о своей миссии, дети, знающие о своей «особости», дети — члены закрытого клуба. Когда дети знают о том, что они другие — волшебники ли, индиго или короли, — печать знания лежит на них. И фотограф Складманн показывает нам «маленьких взрослых» именно такими.

Несмотря на свой нежный возраст, герои ее фотографий выступают соавторами произведений о самих себе, они проводят фотографу экскурсию по своему миру, показывают материальные знаки своего владения и предлагают образы, в которых могут предстать перед камерой. Так взрослые звезды массовой культуры наших дней становятся соавторами современных фотографов-звезд, проявляют свою интеллектуальную состоятельность и одновременно уравнивают интеллектуала-фотографа, режиссера снимков, с собой — идолами глобального поклонения. Дети, подобные звездамвзрослым, управляющим процессом (соучаствующим в процессе) создания своих портретов, — такого мы еще не видели. Это производит впечатление, особенно когда под фотографиями нет подписей с фамилиями, иначе можно было бы все списать на их ауру: сын Forbes или дочка Нефти — с младенчества их представители несут родовые черты. В проекте Анны Складманн все дети названы только именами, но не ассоциируются с конкретными «брендовыми» фамилиями, они выступают как представители одного поколения — много-портрет нового феномена. Дети как представители клана современных «маленьких взрослых», управляющих своей жизнью, работой и творчеством окружающих, диктующих свои правила игры, как их родители. Только включились в эту деятельность «маленькие взрослые» с рождения.

Кажется, что фотограф поддается влиянию своих моделей. Разве такое возможно? Речь ведь идет о детях. Иногда совсем маленьких. Но фотограф сознательно выбирает роль «придворного» художника-портретиста, чтобы глубже увидеть правила жизни современного Двора, ритуалы и мифы, образы-матрицы, в которых современные маленькие властители мира представляют свое «ego». Дети как зеркало. Как губка, впитывающая реалии окружающего мира. Дети как волшебный тигель, трансформирующий модели взрослых самым неожиданным образом. Дети как Галатеи своих родителей, но уже обретшие собственные мнения. Дети как личности, имеющие свои предпочтения: стиля, образа жизни.

Анна Складманн выбирает в герои детей новой русской элиты. Ей это интересно: она исследует свои русские корни. С другой стороны, именно здесь, в России, трансформация опыта мировой культуры в культуру русскую неожиданна, непредсказуема и оттого интересна зрителям как внутри страны, так и за ее пределами.

По сути, сквозь форму парадного портрета, герои которого — дети, молодой фотограф исследует историю культуры, нащупывает ее архетипический ландшафт, что кажется поначалу скрытым под аморфным слоем знаков современной всемирной цивилизации.

Путь художника, принимающего условия игры при Дворе, выбирающего, пусть на время (в целях исследовательского погружения), роль официального портретиста, есть следование пути истории, проложенному сквозь века портретного искусства.

Когда дети в мировой культуре были взрослыми? Те дети, на которых лежало бремя власти (ответственности за судьбы мира) были взрослыми всегда. Древнегреческий Аполлон держит на руках крошку Диониса — на тельце младенца сморщенная в гримасе (отвращения к миру?) голова старичка. Эммануил с высоким лбом и глазами, светящимися предвечным знанием. Младенец на руках Богоматери только в эпоху Ренессанса — стремящуюся к запечатлению (подобию) зримых образов — становится пухлым путти; в церковном искусстве Востока он все равно остается маленьким старичком. Дети в эпоху «натуралистического портрета» XVII века уже разные. Дети простонародья неразумны и веселы, как всякие дети, гоняющие целый день в пыли. Но на портретах наследников королевских дворов Европы дети — маленькие взрослые. Можно рассуждать о лишении их детства, но вернее — эти младенцы никогда не были просто людьми, им уготованная роль, как резец скульптора, отсекала «человеческое, слишком человеческое» и придавала им новые формы и новые качества. Дети-взрослые, воспитанные с младенчества, как уменьшенное подобие своих родителей, облеченных властью, выглядят особенно запоминающимися: костюмы, жесты, атрибуты власти — все на этих детских портретах напоминает взрослые парадные изображения…

В историю портретного искусства Восточная Европа и Россия XVI–XVII веков вошли парсуной — особой формой иератического ритуального портрета. Темные фоны и проступающие, как на иконах, лики, застывшие позы, тщательно выписанные костюмы. Эти портреты писались по вербальным портретам (запискам), редко с натуры, и оттого модели кажутся застывшими в вечном предстоянии, какими, впрочем, казались они и на ранних дагерротипах XIX века. В том же XVII столетии, но позднее, когда в России элита воспринимает европейский образ жизни, в портрете наступает период большего «живоподобия»; отчасти парсунность сохраняется до середины XVIII века, так что маленькие дети — наследники царского рода и аристократических семей застылы, окаменелостью поз выражена суть их миссии — предстоять за нацию. Управлять, будучи олицетворением. Нести ответственность за целую страну, и буквально, и символически. В этих портретах нет особенных «русизмов», живописная манера становится европейской, как и костюмы героев. Но это не отрицание национальной идентичности, но тигель претворения иностранного опыта в собственный, тигель, водруженный на рубеже XVII–XVIII веков на просторы России императором Петром I, жестко реформировавший все русское общество, заставивший не только «верхи», но и «низы» принимать новаторские (европейские) ценности. Процесс ускоренного образования (погружением в иностранную культуру), запущенный Петром I, не предполагая отказа от национальной традиции, за сто лет привел к формированию сильной державы и богатейшей национальной культуры…

Портреты Анны Складманн статуарны, она не прибегает к маленьким хитростям студийного портретиста, дабы оживить, снять напряжение позирования, наоборот, она всячески подчеркивает, что ее маленькие герои представляют себя. Ведь они уже знают о существовании масок и умеют их носить. Возможно, подобно поколению «маленьких взрослых» петровской эпохи, нынешнее поколение наследников, воспитанных с чувством своей особой миссии и власти, породит новых реформаторов и просветителей…

XVIII век во Франции был ознаменован переменой отношения к детям: восторжествовала новая модель «естественного человека» Руссо. Изображение детей (даже наследников) стало выражать эмоции, соответственные возрасту; детей стали писать на фоне природы — не в театрализованных аллегорических интерьерах власти, как прежде. Но сквозь романтическую маску ребенка у наследников смотрят на мир напряженные, концентрирующие силу глаза, глаза особых людей голубой крови. Ответственность за будущее мира с их хрупких плеч не снимал никто, и хрупкость с возрастом переплавлялась в жесткость стальных характеров, а аристократическая утонченность была сродни архитектурному совершенству неоготических конструкций из металла.

Глядя на фотографии Анны Складманн с исторических позиций, не перестаешь удивляться тому, что выражение лиц и внешность ее героев архетипические, древние, будто эти дети действительно плод многовекового отбора элиты, а не наследники в первом поколении… Внима-ние к психологии ребенка (веяния конца XIX века) в изображениях наследников «имени и состояния» кажется ветром перемен, гуляющим внутри пустых форм парадного портрета, но осанку и взрослость взглядов детей, несущих на себе бремя происхождения, не в силах преодолеть даже новизна подхода художников. Они в состоянии запечатлеть пространство между детскостью и бременем власти, заключенном в маске отстраненности, но даже художникипсихологи не в состоянии игнорировать de facto — наличие масок…

Опыт психологического портрета, от Веласкеса до Валентина Серова, востребован Анной Складманн, но, как и у ее предшественников в жанре парадного детского портрета, ее задача — запечатлеть особых детей своего времени.