Интервью
Андрей АКИМОВ
— Первого ноября телеканалу «Культура» исполнилось десять лет. Вы представляете новости канала. Какими принципами руководствуетесь, отбирая материалы для передачи?
— Телевидение — дело публичное. Как ни крути, это явление массовой культуры. Мы работаем с большой аудиторией и не можем позволить себе выборочный подход. Мы всегда должны исходить из того, что телевизор может включить абсолютно любой человек, понимающий или совсем не разбирающийся в предмете. А наше послание — оно одно для всех. Мы должны сделать его ясным. Есть вещи, которые люди воспринимают вне зависимости от образования, воспитания, возраста. Например, важность, масштабность, значимость события. Премьера в Большом театре вопросов не вызывает — репортаж об этом событии, скорее всего, будет оценен всеми. То же самое можно сказать о любом масштабном культурном явлении или широко известной персоне. При этом часть аудитории интересуется не только тем, что велико и значительно, но и тем, что вообще происходит. Поэтому выход в свет новой книги, интересная выставка в небольшой галерее, проект молодых музыкантов в Малом зале Консерватории — это тоже попадает в наши новости.
— Вам, как профессионалу, наиболее отчетливо виден общий культурный уровень нашей страны и всего мира. Какие очевидные тенденции вы можете отметить в современной культуре?
— Общая тенденция заключается в том, чтобы, перешагнув через опыт прошлого, создать нечто новое. Возьму на себя смелость утверждать, что эта тенденция актуальна для всей истории, а не только для последних лет. Все стремятся создать что-то новое, но так, чтобы это поняли и приняли, если не сразу, то хотя бы когда-нибудь потом. Проходит время, и некое явление становится мощным, всеобъемлющим, захватывает мир. Но в данный момент даже специалистам очень трудно понять, каким будет искусство завтра. Должно пройти время. Но зарождается это все сегодня и незаметно для нас. Так происходило и все последние десять лет. Очень популярно слово «постмодернизм». Да, закон постмодернизма действует! И строится он либо на отрицании прошлого, либо на его переработке и переосмыслении, не исключая издевки. Процесс этот продолжается.
— Что вас не устраивает в современном российском телевидении? Каким вам видится его будущее?
— На самом деле, претензии у всех одинаковые — кого-то раздражает обилие рекламы и развлекательных программ, других не устраивает слишком большое количество фильмов, где кровь течет рекой, и почему-то эти фильмы ставятся в лучшее время, а фильмы «без крови» — в худшее… По совокупности всех претензий, которые есть у зрителей, я мало отличаюсь от большинства. Мне хочется видеть телевидение более мирным. К сожалению, не в моей власти сделать телевидение другим, но я смог изменить обстановку вокруг себя. Мой переход на телеканал «Культура» был продиктован именно этим желанием — я хотел делать мирное телевидение, и я его делаю. К тому же у нас нет рекламы, т.е. каждое телевизионное произведение можно смотреть от начала до конца непрерывно. Мне кажется, что будущее телевидения лежит в дальнейшей специализации каналов. Сейчас их уже достаточно много — есть музыкальные и спортивные каналы, есть каналы для деловых людей, а есть такие, где с утра до вечера только торгуют! Эта тенденция будет только усиливаться. ВГТРК действует именно в этом направлении. Сначала был только телеканал «Россия», потом появился канал «Культура», затем — «Спорт». А совсем недавно открылся канал для детей «Бибигон». Не исключаю, что может появиться и телевизионный канал, посвященный фотографии. Слайд-шоу из фотографий, новостные репортажи, информация о выставках или фестивалях, а далее — опять слайд-шоу.
— Вы работаете на телевидении и одновременно занимаетесь фотографией. Можете ли вы сравнить эти два жанра — статичное изображение и движущуюся картинку? Можете ли отдать чему-либо предпочтение?
— Я работник телевидения, динамика — это способ моего существования. С другой стороны, я очень давно увлекаюсь фотографией. Однажды раз и навсегда я нашел в себе внутренний компромисс — одно является частью другого. Динамика и статика подпитывают друг друга. По крайней мере, мой интеллектуальный опыт обогащается именно сочетанием того и другого. Очень часто этот компромисс отражается в моих фотографиях — я, например, очень люблю делать серии, снимать предмет с разных точек, находить связь между явлениями. Там, где видеокамера мгновенно прокрутит панораму и изображение исчезнет, я делаю фотографии и фиксирую внимание на определенных точках. Можно сказать, что, фотографируя, из 24 кадров в секунду я делаю каждый восьмой. У меня есть несколько таких серий — это мои «короткометражки».
— Есть ли различия в российской и зарубежной фотографии? Правомерно ли такое разделение? Чем лучше российская фотография по сравнению с зарубежной, чем — хуже?
— Не могу сказать, что разница ощутима, что было или есть какое-то отставание или опережение. Советские и российские мастера всегда шли вровень с зарубежными фотографами. В силу известных причин у нас больше процветала фотография с сильным социальным подтекстом, а за рубежом — художественное фото. Они вообще раньше и больше чувствовали себя художниками. У нас же само слово «фотохудожник» прочно вошло в обиход гораздо позже, чем на Западе.
— Новые технологии сделали фотографию доступнее. Видите ли вы существенную разницу между цифровой и аналоговой фотографией? Выиграло ли искусство от появления цифры? Появилось ли что-то действительно новое благодаря цифровым технологиям?
— Не могу утверждать, что искусство выиграло. Да, появились новые творческие возможности, еще один способ достижения выразительности. Расширился диапазон образов, которые можно создать. Но цифровое искусство не вызывает у меня восхищения. Да, механистичность — это очень современно. Это — тенденция в искусстве. Возникновение цифровой фотографии абсолютно естественно и закономерно. Но, подобно классической фотографии в момент ее появления, цифровая фотография и заключенная в ней механистичность может кого-то устраивать, а у кого-то вызывать протест. Цифра подстегнула подъем интереса к фотографии, он настолько стремителен, что это даже пугает. Фотографируют все. Камерами, телефонами, скоро начнут снимать очками и авторучками. Поток изображений таков, что происходит девальвация фотоэстетики. В этой ситуации очень важно фотохудожникам и другим профессионалам пытаться удержаться на той высоте, которую они успели занять, и учить снимающую публику отличать фотоискусство от фотографирования.
— Какая фотография вам больше по душе как зрителю — репортажная или художественная? Не хотелось ли вам оказаться на месте студийного фотографа или фоторепортера?
— А я занимался фоторепортажем, работал для газет и журналов. Три года, с 1976 по 1979, сотрудничал с газетой Краснознаменного Тихоокеанского флота «Боевая вахта». Чуть позже снимал для журнала советского олимпийского комитета и даже ездил в командировки. Но тяга к другому изображению пересилила. Однажды меня назвали «законченным формалистом». Но при этом я привык брать материал прямо из жизни, из-под ног, а не конструировать и обрабатывать его под себя. Я не занимаюсь постановочными снимками, я не умею делать портреты, прикладную, рекламную фотографию. Французский философ и фотограф Жан Бодрияр сказал, что фотографии становятся «отвратительно эстетскими», если их готовить, режиссировать, ретушировать и так далее. Вообще, многое из того, что говорил Бодрияр о фотографии, оказалось неожиданно мне близким. Например, его слова о том, что следует снимать только «дикарей и безжизненные вещи, потому что только они идентичны сами себе».
— Как часто вы берете в руки фотокамеру? Какому стилю фотографии вы отдаете предпочтение?
— Я не профессионал и не работаю по заказу. Из двухнедельного отпуска могу привезти пленок шесть. Может, около десяти снимков будут напечатаны. Снимаю я в основном неподвижные объекты. Мне больше нравится готовиться к спуску затвора, чем снимать спонтанно. Поскольку я в телеэфире каждый день, я не могу посвятить все время фотографии. Я беру камеру только тогда, когда твердо уверен, что меня не будут отвлекать. Мне очень важно быть предоставленным самому себе. У каждого объекта, который я снимаю, есть послание — прямое и ясное, в отличие от людей, которых я не снимаю. Их высказывания всегда непрямые, нечеткие, вертлявые, неискренние. А предмет — он, действительно, идентичен сам себе. Я свободен от планирования, ничего не желаю и никому не обязан. Поэтому, если мне не повезло с погодой, то поезд ушел. На следующий день я — в редакции, делаю «Новости культуры» и не переживаю об упущенных кадрах. Но иногда, когда есть такая возможность, я обдумываю свои будущие снимки. Мои самые любимые серии сделаны в эти редкие моменты.
— На что снимаете — на пленку или на цифровую камеру?
— Я снимаю на пленку, но время от времени подумываю о переходе на цифру. Пока я очень сомневаюсь в том, что это стоит делать. Мне кажется, что переход на цифровое фотографирование развращает и девальвирует творческий процесс. Это съемка «пулеметом», без ограничений. А я привык долго искать свой кадр, затаить дыхание и лишь затем нажать на кнопку. Если попал — молодец, не попал — ну, значит, не судьба. Проверять изображение на дисплее цифровой камеры — это обманывать себя и природу вещей. Конечно, цифровая фотография великолепна в прикладном отношении. Я сканирую снимки, предназначенные для публикации, и использую цифровую технологию, чтобы привести в порядок свою пленочную историю. Но ничего не меняю и стараюсь сохранить ее первозданность. Меня не пугает «химия», лежащая в основе фотографии. В крупном зерне есть какая-то трогательная эстетика. Не в пикселях, а именно в зерне. Оно возникло естественным образом, оно же зерно, оно в поле выросло!
— Чего вам не хватает в фотоаппарате?
— Я люблю фотографию и фотоаппараты. Я им предан и не склонен критиковать. Снимаю я не спеша и немного, навожусь на фокус вручную, иногда вообще полностью отключаю автоматику в камере. Из объективов предпочитаю трансфокатор 28–80. Часто не хватает длиннофокусного объектива, чтобы приблизить объект, сблизить планы. Всего остального мне достаточно, я исхожу из возможностей, заключенных в камере. И опять, вспоминая Бодрияра, пытаюсь «пересилить мир с помощью техники».
— Вы когда-нибудь показывали свои фотографии на персональных или групповых выставках?
— Да. Моя первая выставка прошла в феврале этого года в галерее «Древо». Называлась она «Еще раз про Париж», с подзаголовком «Прогулки дилетанта». Когда я первый раз попал в Париж, в 1996 году, то был шокирован — весь город состоял из штампов. Рука не поднималась нажать кнопку — я все это уже видел — на открытках, в журналах, в фильмах. Куда ни глянешь, везде и всюду — уже снимали, показывали, было, было, было… Тогда я сделал всего несколько кадров и уехал. Должно было пройти время, чтобы я избавился от боязни штампа, повторения. Теперь мои самые любимые фотографии сделаны в Париже. Это серия «Марш Мендельсона» и триптих «Париж с высоты прогулки по крыше».
— Какого результата вы ждете от своей персональной выставки в галерее «ПроЛаб»?
— Наверное, каждый художник, когда выставляет свои работы напоказ, хочет сделать понятным, что творится у него в голове, что он думает. В данном случае это монументальная пропаганда — «Турецко-поданное» — неподвижные объекты: фигуры, статуи. Я проехал по Турции и увидел их. Многие и до меня видели эти объекты, но не придали им такого значения. Мне важно, чтобы люди увидели то, чему я придаю значение. Получается, что эта выставка в отличие от «Парижа…» — послание. Я немного раскрываюсь, разоблачаюсь, но совсем чуть-чуть.
— Есть ли у вас дома фотографии на стене, на столе? Что на них изображено? Кто автор? Как они оформлены — багет, паспарту?
— Конечно! Фотографии у меня есть и дома, и в офисе. Не только мои. Вот, например, работа Александра Гринберга. Дома есть снимок Леонида Шокина 30-х годов. Есть работы Валерия Плотникова, друга семьи. Но я не коллекционер. Я предпочитаю небольшой формат и простое оформление. Чтобы человек, неважно кто и где, рассматривал фотографию с близкого расстояния, чтобы это было интимно, даже на выставке. Мне хочется установить более близкие отношения, но не с толпой, а с одним зрителем.
— Если бы вам предоставили возможность провести масштабный фотофестиваль в России, то какую бы главную тему вы выбрали для него?
— Если следовать моде, то будет интересен фестиваль, посвященный этническим мотивам со всего мира. Но если следовать зову сердца, поскольку я «отпетый формалист», я бы сделал международный фестиваль «никому не нужной» формалистской фотографии. Пускай это будет фотография для фотографии, без особого послания. Не хотел бы сообщать что-то конкретное этим фестивалем — пускай люди просто приходят, смотрят, наслаждаются и тренируют глаз.
— Если бы вы не работали на телевидении, к какой области деятельности вы бы обратились? Можете ли вы представить себя чиновником от культуры?
— Каждый чиновник — это менеджер. Он должен принимать оптимальные решения. Я не такой. У меня другая профессия, и мне сложно представить подобную ситуацию. В любом случае, моя работа была бы так или иначе связана с изображением. Мне важно работать с «картинкой».
F&V
Все фотографии: © Владислав ФЛЯРКОВСКИЙ
Дополнительная информация: www.tvkultura.ru