АВТОРИЗАЦИЯ | Регистрация |
  
ПОИСК
 
EN

RU

Бог — вещь



11.07.2005

Его натюрморты имеют самую глубинную связь с традицией натюрморта в европейском классическом искусстве XVI–XIX веков. Но они не только о предметах, и не только о смерти. Они еще и о вечности искусства.
Текст Ирина ЧМЫРЕВА

Отступления

1. Фотография как язык. Фотографические стили как стили высказывания и технологии как способы сохранения высказывания, а порою и новые формы. Вопрос как снято оттесняется вопросом что хотел сказать автор, и оба этих вопроса из писаных переходят в разряд подразумеваемых. Еще бы, если фотографии уже за 165 лет перевалило, то, даже по сравнению с кинематографом, уже можно признать ее традиционность, освященность временем и, простите за снижение стиля, живучесть.

Что бы ни говорили о смерти фотографии, можно сколь угодно долго играть в слова «фотография как смерть», «фотографическая смерть», но сама по себе фотография не умерла, и вслед за живописью, о которой то же самое говорили при рождении фотографии, умирать не собирается. Фотографии, а точнее ее подмастерьям, фотографам, работать со смертью приходится с первых дней существования фотографии. Это и портрет на память — чтобы и после жизни помнили, и портрет умершего, и любимый всеми, кто боится изображений мертвых и изображений мертвящих, натюрморт.

В каком жанре, если ни в натюрморте, можно так приблизиться к холодящему дыханию смерти, так внимательно и безнаказанно рассматривать неживое. И никто не будет ни говорить о гражданском долге документалиста, как в военной фотографии, ни бояться фотографирования, забирающего душу, как в портретах. Натюрморт как любимый жанр завороженных смертью. Очень поэтично.

2. Не в фотографии, и не в классическом изобразительном искусстве, а в искусстве актуальном в 1960-х вызрела идея, вдохнувшая новую жизнь в жанр натюрморта. Эта идея родилась от родителей по имени лингвистика и кибернетика, но записана была по классу искусства, а именно, искусства концептуального. Проводником этой идеи в мир стал среди прочих Йозеф Косут, сосредоточивший внимание на связи объекта и его имени.

Чем дольше работает Косут, тем более простыми становятся его произведения, он стремится к «доформальному» состоянию произведения — когда эстетическое начало еще не вторглось в сферу идеи. Это чистый концептуализм. Он не исключает правильной постановки предмета в выставочном пространстве, он требует точности положения репродукции в альбоме, но пропагандирует внешнее отсутствие формы, специально приданной объекту художником.

3. На Западе уже давно любой автор — artist, художник. Уже потом уточняют: этот художник работает в живописи, а этот — в фотографии, третий — скульптор, четвертый кинематографист или поэт. Таким образом определяется природа занятий человека — искусство, а уже потом уточняется род его занятий. Фотограф — название родовое, важное для художника.

Но также как язык больше, чем занятия поэта, так и границы фотографии раскинулись гораздо шире, чем возможна деятельность одного фотографа, одного художника. Репортеры в фотографии предпочитают называть себя фотографами. Но всякий, кто конструирует свое сообщение, прежде, чем взвести затвор камеры, — художник. Художник, который занимается фотографией.

Фотограф и его вещи
В 1980-х в Москве впервые были представлены произведения Вадима Гущина. Вещи, с которых он начинал, казались фотографическими парафразами голландских натюрмортов, для них текст — в виде подписи автора — был неотъемлемой частью, правильным пятном в композиции. Уже тогда было понятно, насколько точным хочет быть художник в своих фотографиях.

В фотографиях того времени соединились идея «умирания живой натуры» — умирания, растянутого во времени, фиксация момента смерти (как это было в голландских натюрмортах) и осязаемое присутствие фотографического медиа — царапанных пластинок, мусора, осевшего на поверхность негативов — всех тех «шумов», которые сопровождают архивную печать со старых негативов, где отсутствует ретушь, авторские ухищрения фотографа-печатника. Вот вам объект, зафиксированный когда-то — вот вам имя и дата фотографа, заархивировавшего это изображение — вот вам фотография.

Тогда казалось, что в этом «надписывании» своих изображений скрыто лишь желание «эго» фотографа быть проявленным. Но со временем стало ясно, что речь идет о сугубой архивации, о фотографии «человека в футляре», в жизни-библиотеке-архиве которого все должно быть разложено по полочкам.

Успеху фотографа Гущина в Германии хочется с легкостью приписать соответствие его фотографии немецкой педантичности, но куда же в этом построении спрятать немецкие романтизм, философию? С фотографиями Гущина все-таки несколько сложнее разбираться, чем кажется на первый взгляд. Его снимки — фиксация предметов. Но лед фиксации предмета растапливается самим присутствием света. Его субстанция в черно-белой фотографии сложно определяема в категориях тепло-холодности, но в фотографиях Гущина даже свет становится неким присутствием, личностным, интонационным — в рамках холодности идеи архивирования предмета.

Конечно же, натюрморты Гущина имеют самую глубинную связь с традицией натюрморта в европейском классическом искусстве XVI–XIX веков, от испанской традиции бодегонов, от голландской традиции натюрморта — протестантского напоминания о краткосрочности бытия вьется нить, на которую нанизан и натюрморт Гущина. Но они не только о предметах, и не только о смерти.

Они еще и о вечности искусства — именно об этом возвещали натюрморты Шардена (иллюзорным сходством с предметами на холстах француза восхищались современники). Глядя на шарденовские атрибуты искусства, образованная публика вспоминала легенды об античных живописцах (чьи произведения не пощадила история), о которых предание сохранило, что даже птица обманывались объемом написанного художником винограда. С шарденовских натюрмортов делали копии ученики академий — хорошим тоном XIX века считалось изучение классики.

А потом век двадцатый… В нем античные маски и атрибуты искусства попали в руки ловким творцам мистификаций — сюрреалистам. Что же в конце ХХ века? Что же в натюрмортах Гущина? Они, созданные post-factum академической традиции, post-factum традиции модернистов, — вобрали ли они в себя память об истории натюрморта в ХХ веке?

Для фотографа, идущего от наблюдения натуры, для фотографа, отрицающего текстуальность построения фотографии, отпечатки Гущина молчаливы и пусты. Но чем более зритель (в том числе коллега-фотограф) получает удовольствие от Маркеса и немецких философов, чем более ценит живопись и фотографию странных художников ХХ века, тем интереснее, глубже становятся снимки Гущина.

В них несомненно есть многое от сюрреализма: ведь в нем была не только традиция композитного соединения, монтажа разрозненных элементов, но и традиция коллекционирования. Всякий художник-сюрреалист имел собственную коллекцию: косточек, вееров, странных фотографий прошлого, бабушкиных пуговиц и т.п. И каждая вещица из собрания, множество раз прошедшая через людские руки, множество раз внимательно рассматриваемая самим собирателем, в конце концов отрывалась от первоначального контекста, и, глядя на нее, художник мог придумать всякий новый контекст, новую историю.

Как и в годы Косута, после исхода эпохи сюрреализма, предмет у Гущина имеет нерасторжимую связь с самим своим именем: вот — череп, вот — коробка, вот — свеча. Книга. Отливка скульптурки. Но в изображении Гущина они сохраняют такую минималистскую элегантность, что хочется сравнивать их с изящной гравюрой или фотографией девятнадцатого столетия. Нет-нет, в пластике фотографий Гущина нет прямых аллюзий с гравюрой или старинными техниками фотографии.

Они просто столь же элегантны, что сразу угадывается их фамильное родство. Если говорить о недавней традиции (принято же художника относить к некоему недавно отошедшему в прошлое направлению, таким образом высчитывая, насколько он нов или традиционен), так вот, если сравнивать Гущина с традициями недавнего прошлого, то, в первую очередь, с традицией косутского концептуализма.

Только Гущин элегантен, в своей простоте сложен. Если фон черный, то темно-серый, цвета маренго, как у денди, — чтобы не оказаться черно-скучным, если белый, то не сияющий, а приглушенный, иначе слишком громко. Так и оказывается, что Гущин — представитель редкого «эстетизирующего концептуализма». Может быть, представитель на наших широтах единственный.

И, возвращаясь к взаимоотношениям художника и предмета, остается только гадать: кто из них творец? Кто из них первичен? Художник или предмет? И кто в своей простоте ближе к Богу?

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Искусство качества. Вадим Гущин о профессии арт-фотографа // Foto&Video №3, 2014

Торг уместен. Торги Sotheby's «Changing Focus — Collection of Russian and Eastern European Contemporary Photography» // Foto&Video №9, 2013

О книге «Фотографии. Вадим Гущин» 2008 года // Foto&Video №1, 2009

О книге Вадима Гущина «Everyday Objects/Cultural Treasures» // Foto&Video №9, 2013


КОММЕНТАРИИ к материалам могут оставлять только авторизованные посетители.


Материалы по теме

Московский палимпсест. Михаил Дашевский

Московский палимпсест. Михаил Дашевский

Представляем удивительные истории, созданные классиком жанровой городской фотографии на пергаменте старой Москвы
18.11.2015
Искусство искусства. Владимир Клавихо-Телепнев

Искусство искусства. Владимир Клавихо-Телепнев

18.11.2015
Образ и чудо. Георгий Колосов

Образ и чудо. Георгий Колосов

Возможно, портрет — главный жанр фотографии
24.09.2015
Знакомые лица. Евгений Военский

Знакомые лица. Евгений Военский

24.09.2015

Foto&Video № 11/12 2015 СОДЕРЖАНИЕ
Foto&Video № 11/12 2015 Портфолио. Искусство искусства. Владимир Клавихо-Телепнев
Портфолио. Московский палимпсест. Михаил Дашевский
Письма в редакцию. Письмо 80. Ода возрасту. Авторская колонка Ирины Чмыревой
Опыты теории. О статичном и динамичном. Авторская колонка Владимира Левашова
Тест. Широкоугольный объектив Zeiss Batis Distagon T* 2/25
Тест. Фикс-объектив Yongnuo EF 50/1.8
Тест. Зеркальная фотокамера Nikon D7200
Тест. Смартфон LG G4
Тест. Монитор LG UltraWide 34UC97
Читательский конкурс. Альтернативная реальность. Тема — «Коллаж»
Практика. Изменение видимого. Фотографическая монотипия
Практика. Дело по любви. Создание мягкорисующих объективов
Практика. От Цюриха до Женевы. Тревел-фотография: Швейцария
Репортаж. Диалог открыт. Фестиваль «Фотопарад в Угличе — 2015»; Ярославская обл.
Репортаж. Общность памяти. Фестиваль PhotoVisa 2015; Краснодар
Репортаж. За свободу слова. Фестиваль Visa pour l’Image 2015; Перпиньян, Франция
Моя фотография. Фарит Губаев: «Анри Картье-Брессон»

Календарь событий и выставок

<< Ноябрь 2024 >>
     123 
 45678910 
 11121314151617 
 18192021222324 
 252627282930 
  
Сегодня
06.11.2024


(c) Foto&Video 2003 - 2024
email:info@foto-video.ru
Resta Company: поддержка сайтов
Использовать полностью или частично в любой форме
материалы и изображения, опубликованные на сайте, допустимо
только с письменного разрешения редакции.

Яндекс цитирования Rambler's Top100