Письма в редакцию. Маски и лица

Фотография — форма, и, подобно оболочке в других видах искусств, она легко может увести художника от того, что было изначально выбранной стратегией, в сторону, соблазнить, например, внешней красотой. Сколько раз в истории искусства писатели и художники (особенно писатели — им так легко дается облекать в слова приключения, происходящие с ними в процессе творчества) говорили, что герой, сюжет произведения начинали в некоторый момент развиваться по собственной прихоти, не подчиняясь воли своего изначального творца — Автора. Помните, как живописец Суриков в дневниках писал, что ему пришлось счищать слишком красивые куски живописи, чтобы сохранить целостность «Боярыни Морозовой»? Живопись вела его в сторону, притягивала цветностью, неожиданными решениями, и ему пришлось обуздывать свою фантазию, чтобы завершить картину целостной. Фотография еще более притягательна, ведь в каждый новый миг реальность, с которой работает фотограф, предлагает ему все новые вариации. В какой момент остановить себя? Когда приходит решение, что снятого достаточно и оно наполнено? — Знание себя, автора, знание своей цели может остановить фотографа.

Фотография — техника, применимая в разных формах искусства, на разных этапах процесса творчества. У одних авторов фотография — точка начала движения, первое приближение к реальности (или столкновение с видимым миром), зафиксированный пункт А, от которого художник начинает движение, удаляясь от внешнего мира в свой внутренний, трансформируя фотографическое изображение, уменьшая его размеры, его значительность, урезая его полноту. Или, наоборот, фотография может быть конечной точкой движения — от идеи (из пункта А) к созданию фотографии (искомому пункту Б); внутри такого снимка ничего больше не добавляется, и от него не умаляется ни кванта его «однажды сделанной природы». И есть еще охота, когда фотография создается в процессе поиска, и она непредсказуема, и она становится предметом коллекционирования автором, его рефлексии, предъявляется им как нечто, зависящее от него лишь отчасти: фотография как предмет со-творчества Автора и окружающего его мира.

Казалось бы, столько возможностей! Столько путей создания (появления) фотографии, ее претворения в творчестве автора, ее бытия перед зрителем! И еще есть искушение фотографией, ее красотой, некоторыми ее жанрами, будь то обнаженная натура, или повторением — сюжетным, композиционным и проч., — формы, награжденной успехом у публики. Так появляются «без пяти минут Саудек», «почти Майофис», «как Адамс», «а-ля Тестино» и множество в том же духе. «Эпигонство, — скажете вы, — что здесь такого, чему стоит посвящать письмо читателям?» Но каждое время дарит вечным сюжетам новую одежку, и, глядя, как современники повторяют старых и современных знаменитых мастеров, видя более и менее талантливые подражания знаменитостям не столь известных авторов, я пытаюсь понять: что сегодня заставляет следовать известным образцам и почему одни образцы для подражания выбираются в богатейшей истории фотографии чаще, чем другие. Только ли стремление к успеху, поиск призрачной формулы признания, подобной той, что сводит с ума игроков в рулетку, руководит фотографами в следовании образцам, или это тренинг, познание, уроки, которые в процессе самообразования фотографы назначают себе сами вместо полноценной и разнообразной системы обучения?

В ноябре во время ХХ Международного фестиваля фотографии в Братиславе впервые за двенадцатилетнюю историю портфолио-ревю этого фестиваля первое место занял русский фотограф. В следующем году ему делать там выставку. Имя счастливчика Никита Пирогов. Каков рецепт его успеха? Как его повторить? Есть ли предпосылки того, что русский, наконец, признан международной группой экспертов этого фестиваля? Пытаться повторять стиль съемки Пирогова, способ подачи фотографии, соединение фотографии и пространства, построение рядов, присовокупленное к статичному изображению видео — бессмысленно. Каждый из элементов авторского стиля не им открыт, да и как не вспомнить тему, выражающую депрессию, коей в разное время подвержены все кураторы и фотографы: ВСЁ УЖЕ БЫЛО. Так откуда же берутся новые герои, почему публика запоминает имена новых авторов? И почему люди продолжают делать фотографию? Может быть, дело в священном неведении неофитов фотографии о том, что было до них? Но оно сменяется знанием истории, пониманием текущего процесса, а фотографы продолжают делать фотографию. Может, они не в силах соскочить, однажды приняв на себя роль фотографов? — Полноте, множество людей покидают поле боя. И им все равно, считают их трусами или нет: просто для них в фотографии все закончилось, а жизнь продолжается, и они идут дальше, уже без камеры. Но почему продолжают снимать те, кто остается? ПОЧЕМУ???

Когда у ревюеров после объявления результатов ревю в Братиславе спрашивали причину их выбора, многие отвечали просто: искренность. Мы все повторяем путь, по которому идет человечество от начала времен: от рождения к смерти, — и мы все (включая кураторов) восхищаемся теми, кто может идти самозабвенно, так, будто выбор пути сделан ими лично, маски временной условности сорваны, и остается жить и творить так, как будто сегодня все происходит в последний раз. И форма подчиняется силе жизни художника, его направлению. Форма становится предметом не выбора, но избрания, как путь.

«...и армия эпигонов остается, как всегда, в арьергарде», — заключите вы. Глядя на других современных фотографов, я не хочу отказывать им в праве на успех завтра. Эпигонство не вечно. Возможно, пройдя через увлечение другим автором, эти художники найдут себя. И маска, выбранная ими в период влюбленности в другого, будет понята как собственное лицо или отложена в дальний ящичек памяти вместе с прошлыми влюбленностями и ошибками, совершенными давно — вчера.