Письма в редакцию. Доверие автору

Уже ноябрьский номер. А вы, читатель, видите мое письмо из сентября — поскольку оно — размышления постфактум Международного портфолио-ревю в Москве. Перед вами раскрыта вся кухня того, как делается журнал, сколько времени проходит между словом — автора — и публикацией — журнала. Предыдущие два письма я сознательно написала заранее, зная, что последние недели подготовки приезда 40 ревюеров из 17 стран мира, сбор 185 фотографов из трех ныне соседних стран будут заполнены у всей команды организаторов, и у меня в том числе, отнюдь не размышлениями на вольную тему. Это письмо писалось долго. Еще до открытия портфолио-ревю в центре современной культуры «Гараж» я знала, что, в конце концов, должна буду рассказать об этом — о Доверии Автору.

Когда я произношу про себя «доверие автору», услужливая ассоциативная память подсовывает мне картинку: Александр Михайлович Родченко «Дорогу женщине». Помните? Ряд одинаковых в трусах и майках, черный низ белый верх красавцев-спортсменов, мимо которых, гордо ступая босыми ножками, шествует молодая красотка, за спиной которой — такие же, как она, молодые, здоровые, свободные женщины, чувствующие себя равными, такими же сильными и одинаково босыми, одетыми так же, как и мужчины-спортсмены.

Я не собираюсь обсуждать сейчас, что творилось в нашем царстве-государстве в 1935 году, когда был сделан этот снимок. И отнюдь не хочу поднимать в очередной раз гендерную тему, как могли подумать иные из читателей. Хотя. на протяжении скоро уж двух десятилетий я слышу о том, что «русская фотография не готова.», что «авторы сами не могут.», и, апофеоз подобных мнений (услышано мною за пару месяцев до начала работы Международного портфолио-ревю в Москве): «это уже проводилось в Москве и не имело никакого смысла». Как будто российская фотография — юная девица, а ее авторы — недееспособны, вероятно, в силу юного возраста.

Если вышеперечисленные точки зрения имеют под собой фактическую основу, что же случилось в этом году? Почему в этот раз фотографы из России, Украины и Беларуси приехали на портфолио-ревю? Ехали в Москву из Хабаровска и Калининграда, Киева, Минска, Гродно, Харькова, из Краснодара и Архангельской области, всего из 39 населенных пунктов одной шестой части суши. Значит, фотографам была нужна такая возможность показать себя напрямую иностранным и российским реально работающим профессионалам фотографической сцены? И сделать это без посредников в лице по-разному названных, но появившихся именно в эти годы персонажей, не выезжавших в качестве ревюе-ров на портфолио-ревю за рубеж, но бравшихся дома учить фотографов, как составлять порт-фолио, не делавших международных выставок, но проводивших курсы по «продвижению выставочных проектов», персонажей, рассуждавших о рынке, о продажах.

Сентябрьское портфолио-ревю в Москве было событием сугубо профессиональным, кроме, пожалуй, «Ночи фотографов», где приглашенная публика могла посмотреть одновременно большинство авторов, приехавших на ревю, да выставки Рейландера в последний день мероприятия, — для досужего наблюдателя на протяжении четырех дней работы не было ничего интересного: люди с папками, закрытая площадка, куда пускают-выпускают каждые двадцать минут. разговоры-пересуды вокруг нее, ведущиеся на почти птичьем языке с повтором одних и тех же слов, да шелест листов из тех же папок.

Если посмотреть прессу вокруг портфолио-ревю, то мелькают слова «рынок», «продажа» — как показатель понимания в обществе (вокруг фотографического сообщества — «в большом мире») задачи портфолио-ревю. Причем, вынуждена констатировать: «финансовая» точка зрения торжествовала в прессе как российской, так и американской.

Действительно, продажи необходимы авторам, чтобы иметь возможность продолжать заниматься своим делом. Но рынок не равен пространству фотографии, и люди, создающие то, что все остальные готовы признать как «арт-сцену», далеко не всегда самые финансово успешные среди современников. Причем имею я в виду не только художников, на которых сегодня нет спроса, но и бессеребренников из центров фотографии (где и лекции, и выставки, порождающие дискуссии, и издания, что прибыли не приносят, но со временем становятся образцами для коммерчески успешных издательств и глянцевой прессы), кураторов музейных коллекций, лучшие из которых сохраняют не только «тренды», но произведения, от которых дух захватывает у эстетически развращенного зрителя (коим, в идеале, является историк фотографии, из будущего), хотя не вписываются они в свое время, никак не вписываются, имею в виду и коллекционеров фотографии, и кураторов фотографических проектов, некоторые из самых признанных теперь зовутся интернет-издателями и блогерами-экспертами, а выставки, так сказать, в свободное время.

Встреча авторов с другими деятелями фотографии приближает их признание, дает возможность скорее обратиться к зрителю, но «продажа» (в буквальном смысле) — далеко не первый шаг на пути к признанию, и фотография, как и вся культура, — отнюдь не одношаговая комбинация «спрос-предложение». Старшее поколение российских авторов фотографии вряд ли надо убеждать в том, что марксистско-энгельсовское «культура — надстройка на экономическом базисе современности» есть часть крепкой теории, но не аксиома. Сможет ли младшее поколение российских авторов поверить в то, что работает для будущего?

И все-таки какой кайф было наблюдать, как авторы, без знания языка, без опыта подобных мероприятий, не готовые услышать многие из вопросов (особенно самые простые: например, «зачем вы это снимаете?» и «верите ли вы в собственную историю?») устанавливали отношения с ревюерами за смешные и короткие 20 минут. Спасибо вам, господа авторы, которые не только помогали сами себе быть узнанными, но образовывали, расширяли горизонты восприятия тех, кто сидел по другую сторону стола.

Ревюерам портфолио-ревю нужны не меньше, чем самим фотографам. Американцы (признавались в интервью еще до начала) ехали в Москву за открытиями, европейские коллеги говорили о том же уже в дни ревю; открытия, узнавание, переоценка сопровождали работу российских коллег: быть географически ближе не означает быть в более тесном контакте с текущей ситуацией. Общее ощущение по итогам: да, международные портфолио-ревю нужны в Москве.

Не мелочь то, что российские ревюеры, некоторые из которых были впервые на подобном мероприятии, учились смотреть и вести себя, сидя в одном ряду с зубрами мировой фотосцены. Иностранные ревюеры также сдавали невидимый экзамен: поди, определи Пушкина, когда не владеешь историей и языком другой культуры.

Что бы ни говорили, но за годы изоляции на территории «трех стран» сложилось собственное фотографическое пространство, со своими кодами, своими способами «достучаться» до зрителя, своими пластическими мелодиями. И как среди «героев» этого поля есть дутые величины, размер которых становится очевидно мал при взгляде извне, так определить и воздать должное «праотцам и пророкам» этого поля трудно извне, не зная всего исторического и культурного контекста.

Российские фотографы, для которых первый день портфолио-ревю был как ушат холодной воды: вместо аплодисментов — волна вежливого непонимания, вместо конкретных предложений — точные и строгие вопросы, как понятные, так и неожиданные, — с честью прошли «боевое крещение». Среди российских авторов было едва ли двадцать человек, уже участвовавших в международных портфолио-ревю: в Хьюстоне, в Мадриде, в Арле, в Братиславе, Вене, Перпиньяне. Им было гораздо легче, они уже знали «правила игры». Это потом, в последующие дни возникло чувство «братства портфолио-ревю»: когда ревюеры водили за ручку понравившихся авторов к «нужным» коллегам, а фотографы в интенсивном общении между собой успевали «пропахать» собственные творческие проблемы, не поддававшиеся мозговому штурму в одиночку.

Международное портфолио-ревю в Москве могло состояться только благодаря абсолютному доверию авторам. Без них российской (украинской, белорусской) фотографии не было бы да и не будет. И у авторов есть право голоса. Эти четыре дня в Москве участникам запомнились как Великое перемирие. Помните, у К иплинга? — В дни Великой засухи из оставшегося источника пили рядом львы и лани, слоны и тигры. Со временем все забывается. И чувство восторга, и чувство разочарования, и даже ощущение единства. Но так же, как я доверяю авторам, так же я верю в то, что ничто не проходит бесследно.