Фестиваль FotoFest 2012, Хьюстон. 20 марта. День шестой

Текст и фото Елена ФИРСОВА, выпускающий редактор Foto&Video

Хьюстон — Москва

Специально для Foto&Video-Online

И случился день шестой. Но утро его, казалось, все не наступало. Над нами разверзлось небо, и глухая стена дождя скрыла солнечный свет. Настоящего тропического дождя — чуть пожиже водопада.

Во время завтрака информационный ТВ-канал каждую минуту передавал прогноз погоды — здесь его сообщают в деталях: по районам города. Над торговым центром the Gallery, где еще совсем недавно мы покупали Mac’и, нависло торнадо — да, оно находилось пока в небе, выше зданий, но это было самое настоящее торнадо — судя по заголовкам новостей на экране. Посетителям универмага рекомендовали временно не выходить на улицу и держаться подальше от окон. Первая мысль: а как же наш вылет через несколько дней? Мысль вторая: такой силы дождь долго продолжаться не может. Фоновая мелодия: песенка про Элли, которая все-таки должна возвратиться домой с Тотошкой.

Торнадо смещается в сторону района, где находится отель Holiday Inn, — Милтон показывает на своем смартфоне карту погоды с цветными отметками: где красное — там эпицентр. Он — над нами. Мы едем по кольцевой дороге, дворники работают на максимуме. Водитель успокаивает, что в центре города — по карте — погода лучше. Так оно и оказывается. Правда, сильный ветер все же успел завалить стойку FotoFest’а у входа в отель Double Tree.

Сегодня самый сложный для меня день хьюстонской фестивальной программы: нужно сделать нелегкий выбор — пойти на мастер-класс по изданию фотографических книг (проводит известный американский эксперт Мэри Вирждиния Свансон/Mary Virginia Swanson, чью книгу я присмотрела ранее) в отель Double Tree или на дискуссию «О коллекционировании» в Музей изобразительных искусств. И то и другое — безумно интересно. И то и другое — в одно и то же время. В конце концов, решив, что с книгами у нас в стране и так все более или менее понятно (были б деньги, а специалисты из Полиграфа найдутся, вот только как всё потом распространить?), а вот с коллекционированием — совсем не очень, решаю пойти на дискуссию. А своему диктофону под руководством краснодарских друзей делегирую записать книжный мастер-класс. Не обзавестись ли двумя диктофонами для таких случаев?

Милтон везет нас в музей и временами говорит: а вот тут может быть красивый кадр, если поймать брызги глубокой лужи от проезжающих машин, — остановить? Или: после дождя самое время снимать даунтаун, потому что высотки будут чистыми. Все-таки выясняется, что в прошлом Милтон был настоящим фотографом — правда, коммерческим (снимал свадьбы, в студии и всякое такое), и наш фестиваль ему очень и очень близок.

Дождь уже изрядно ослабел. Температура воздуха стремится к стандартной, как замечает Милтон, для этого времени года: градусов на 10 ниже тех нетипичных парящих +27, которыми встретил нас Хьюстон.

КОНФЕРЕНЦИЯ О КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИИ В МУЗЕЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ ХЬЮСТОНА

И вот мы снова в уже знакомом внутреннем помещении Музея изобразительных искусств Хьюстона, где вчера с нами встречалась Анна Таккер. Снова на стойках находятся оригинальные отпечатки, но уже новые. Длятся те волшебные минуты «предначала», когда все выступающие пока еще не приняли серьезные роли, а спокойно то наливают себе чай, то обмениваются легкими, незначащими фразами, приветственно касаются друг друга щеками, свободно бродят по комнате. Среди публики — не только российская делегация, но и иностранные посетители. Кто они, я, правда, точно не поняла: вероятнее всего, коллекционеры или около того. Дискуссия «О коллекционировании» входит в официальную программу фестиваля и проводится не только для русских гостей.

Озаряя собой все вокруг («у нее очень положительная энергетика», — скажет потом Олег Виденин), вводное слово говорит Анна Таккер: о том, что наши знания о фотографии меньше того, что мы о ней не знаем. О том, что российскую фотографию нужно встроить в общую историю фотографии. О том, что сама Анна занимается историей фотографии уже четыре десятилетия, и за это время что-то открывалось на ее глазах. Например, чешская фотография, выставку которой в свое время показал музей. Раньше люди на Западе вообще мало что слышали о Дртиколе, а «теперь я не могу позволить себе купить его работы» — как всегда, юмор Анны прекрасен. Она добавляет, что постоянно появляются историки, дилеры, которые находят новые отпечатки. Так и пишется история. И FotoFest — та площадка, на которой мы можем наращивать свое знание (сама Анна входит в совет директоров фестиваля). Произнеся все это, Анна Таккер исчезает за дверью.

Слово берет Венди Вотрисс, один из директоров FotoFest’а. Она подчеркивает, что важная роль фестиваля — стимулировать рост коллекционирования. И сегодняшняя встреча в музее — уникальная, такого на FotoFest’е еще не было.

Делает небольшую, но показательную презентацию Наталья Григорьева, директор московского Центра фотографии имени братьев Люмьер. Она рассказывает об уникальной коллекции прежде всего советской фотографии, которую ее семья собирает уже 10 лет, — эта коллекция насчитывает около 10 тыс. отпечатков. Но создавать коллекцию, не ведя исследовательскую деятельность, невозможно. Отсюда выставочные проекты, работа с фондами авторов. Наталья должна играть две, казалось бы, противоречащие друг другу роли: как коллекционер она фотографию собирает, а как дилер-галерист ее продает. Но расстаться со своей коллекцией, даже если на нее найдутся покупатели, она пока не готова, разве что с некоторыми работами, которые хранятся в нескольких экземплярах. Также галерея решает издательские задачи и, выпуская книги, просвещает публику.

В России все идет по своему особому пути, рассказывает собравшимся Наталья Григорьева. Главная сложность заключается в том, что в ХХ веке в СССР почти не велась выставочная деятельность. Как результат — те авторы, которые должны уже быть достойной частью истории, не имели достаточно крупных авторских отпечатков, сделанных ими самими в то время, — винтажей. Те отпечатки, которые дошли до сегодняшнего времени, чаще всего — уникальные, единственные в своем роде. Большинство из них не подписаны авторами, т.к. им не было нужды это делать. Исследовательская деятельность галереи позволяет разобраться, кому принадлежали эти отпечатки. Литература, которая помогла бы в этом, практически отсутствует, потому что в ХХ веке она не выпускалась. Один из немногих источников по определению авторства работ — журнал «Советское фото». И кроме того — два тома «Антологии советской фотографии», которую подготовили создатели этого журнала. По сути, это единственное издание о советской фотографии, к которому исследователи, работающие с данным периодом, могут обращаться за дополнительной информацией.

Сегодня Центр фотографии имени братьев Люмьер продолжает работу по изданию антологий советской/российской фотографии ХХ века. Например, вышел том «Фото 60—70». Но он, к сожалению, не смог охватить все — Наталья знает, какие авторы должны были туда войти, но их не получилось туда включить. Желание публиковать у галеристов есть, но оно упирается в сложности, связанные с авторскими правами: на территории РФ отсутствуют наследники ряда авторов. Т.е. изображения есть, а публиковать их по закону нельзя.

Самым свежим изданием, которое галерея выпустила недавно совместно с издательством «Домиани», стал альбом Марка Маркова-Гринберга. В коллекции у галереи хранится 30 отпечатков этого автора, но есть доступ к авторским негативам — они в идеальном состоянии. Выставка в Москве, которая проходит в марте-апреле этого года, представляет современные отпечатки с этих негативов. И эта особенность российской арт-рыночной ситуации, связанной с отсутствием винтажей советского периода.

«Наша задача — не только собирать коллекцию, но и продвигать идею собирательства», — говорит Наталья. Мы хотим, чтобы другие коллекционеры хотели бы владеть такими же работами. И выставка «Оттепель», представленная галереей в рамках русской программы FotoFest’а, — это предложение помощи со стороны галереи мировому сообществу. И если продавать свою коллекцию винтажей галерея пока не готова, то владение негативами позволяет ей делать современные отпечатки с гарантированными тиражами и форматами.

Затем слово переходит Тому Гиттерману из Нью-Йорка, владельцу галереи, специализирующейся на фотографии, одному из ведущих мировых арт-дилеров, коллекционеру. «Том привез с собой несколько отпечатков. На время», — еще раньше представила его Анна Таккер. «Если бы пятьдесят лет назад мне сказали “русские приедут”, я бы испугался. А сегодня говорю “добро пожаловать”», — начинает свою речь Том.

Он готовится показать нам несколько доставленных им специально из Нью-Йорка работ — пустить их во время своего выступления по рядам, но при этом просит держаться только за паспарту, не изгибать и не переворачивать произведения — смотреть их так, как они будут переданы. При желании паспарту можно открыть — его верхняя часть откидывается, как обложка книги, — чтобы изучить работу полностью.

Сначала Том рассказывает о себе как коллекционере. Говорит, что коллекционирование для него — самовыражение, а также — коммуникация. Оно обогащает жизнь. Коллекционер ищет то, что будет интересовать его долгое время. В отличие от Натальи Григорьевой, Том признается: «Сейчас, когда у меня есть галерея, вся моя коллекция может быть продана». Рассказывает, что его в свое время побудило купить ту или иную работу из представленных: это может быть и детское воспоминание, и оплата за труд «натурой» бывшего работодателя, и другие причины — например, уверенность в том, что неподписанный отпечаток принадлежит определенному, известному автору, что остается только доказать. И если пока публикаций этой работы под авторством данного фотографа нет, то это не мешает тому, чтобы они в будущем появились.

Том останавливается на различных технологических нюансах: например, чем могут отличаться на первый взгляд схожие отпечатки с одного негатива одного и того же автора («рынок делает различия между отпечатками») — вещество по разному среагировало с бумагой, что проявилось на изображении. Кроме того, от поколения к поколению бумага меняется, даже у одного производителя.

Показывает фотографию Дртикола. Говорит, что этот автор делал контактные отпечатки — т.е. размер негатива и отпечатка совпадает. А эта фотография (в его руках) — обрезана под размер контактного отпечатка. Что не может обеспечивать ей высокую цену.

К счастью, по моей просьбе фотограф Алексей Кузьмичев из нашей команды записывает на свой айфон выступление Тома и всех, кто был до него. Так что когда будет готовиться публикация в печатный F&V, у меня будет возможность напомнить себе — для вас — основные тезисы выступления.

Пока же вот еще несколько цитат Тома Гиттермана: «Рынок в целом оценивает фотографов, которые имеют свой стиль — узнаются как конкретные авторы», «Если дилер вложил во что-то деньги, значит, он в это верит», «Цена — это самая мощная останавливающая сила при покупке фотографии», «Хорошо, что у рынка искусства есть история искусства, которая обосновывает цены», «История искусства пишется все время», «Стоит осмыслить то, насколько представителен данный художник для идеи своего времени», «Винтаж — отпечатки, сделанные в то же время, что и негатив. Но иногда есть причины предпочитать новую печать винтажу», «Если покупаете обычный C-print, будьте готовы к тому, что в течение жизни он изменится», «Люди до сих пор верят фотографиям» (т.е. изображенному на них), «Идеи, с каким искусством мы хотим жить, меняются. И покупается разное искусство. Главное — получать удовольствие», «Нужно доверять своей интуиции».

Том рассказывает об аукционах — о том, что полезно ходить на предварительные показы: можно больше фотографий изучить в деталях. Другой важный момент: на аукционах начинается история цены — для будущих покупателей большую уверенность вселяет тот факт, что хотя бы один человек за это столько-то уже заплатил. Во всем мире проходит много аукционов, и если вы не в состоянии их посетить, можно привлекать сторонних специалистов, которые познакомятся с работами за вас. Но такие отчеты, правда, могут быть субъективны.

Пожалуй, самая дорогая работа из тех, что пускал по рядам Том, стоила $40 тыс. — по крайней мере, ее продавец, нанявший Тома как дилера, просит за нее именно столько. Очень интересно наблюдать за собой, когда держишь такой отпечаток в руках: большой диапазон чувств обеспечен — от любования изображением, его фотографической фактурой до желания побыстрее от картинки избавиться — дабы не успеть с ней что-то (конечно, случайно) сотворить за эти секунды.

В конце выступления, когда Тому уже задают вопросы, он останавливается на моментах, связанных с назначением цены отпечаткам в рамках одного тиража: действительно ли это правильно, когда последующий отпечаток стоит дороже предыдущего, или все отпечатки одного тиража должны иметь равную цену? «Когда рынок был моложе, дилерам была нужна лесенка цены, чтобы побуждать покупателя к покупке. Сейчас же ситуация изменилась, — считает Том Гиттерман. — Я не против, чтобы последний экземпляр чего-то был дороже. Я против манипулирования рынком». Сам Том в течение 20 лет использовал лесенку цены, но сегодня от нее отказался.

«FotoFest показывает разные работы, но все они прекрасного качества. Можно доверять FotoFest’у», — завершает свою речь Том Гиттерман.

Последним выступающим становится хьюстонский коллекционер Джон Парсли. Он говорит о том, что для коллекционирования очень хорош «медиум книгоиздания». (Конечно, имеются в виду не традиционные многотиражные книги, а зин-издания, выпущенные ограниченными, порой буквально штучными тиражами.) У самого Парсли в этом уже есть большой опыт. В книгах, которые он коллекционирует, есть даже те изображения, которые у Джона хранятся в отпечатках. Парсли рассказывает, что фотокниги появились тогда же, когда и фотография, — таким образом фотографы распространяли свои работы. Сейчас у книг своя собственная жизнь. Рынок у них пока небольшой, но к ним есть достаточно большой интерес. «Книги стали очень зрелым материалом для коллекционирования, — отмечает он. — Книги сегодня становятся более интересной темой, цены на них растут, стало больше дилеров, которые продают не только фотографии, но и книги». Важно, в каком они состоянии, подписаны или не подписаны автором, — отмечает нюансы Джон Парсли.

Конечно, я сразу же вспоминаю дискуссию о зин-изданиях, которая недавно проходила в московской галерее «Меглинская». Тогда я не получила удовлетворяющего ответа на свой вопрос его участникам: какое поле существует в мире для представления уже созданных изданий (помимо этапов создано — первично продано) — выставки-фестивали-коллекции... — т.е. по сути какое существует экспертное поле, позволяющее оценить работы. А в Хьюстоне передо мной стоял человек, который как раз об этом тоже и говорил. Настоящий живой коллекционер книг.

Великолепный профессиональный перевод на русский язык всех выступлений в Музее изобразительных искусств Хьюстона сделали Наташа Черкашина и Владимир Дудченко (который совместно с Ларисой Гринберг руководит московской галерей Gallery.Photographer.ru). Без этого перевода, уверена, все было бы намного сложнее и КПД от услышанного и понятого был бы определенно ниже.

После дискуссии «О коллекционировании» мы стремимся быстрее вернуться в отель Double Tree, чтобы успеть захватить завершающую часть лекции о книгах. Но, увы, к нашему приезду она уже закончилась.

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ АУКЦИОН

К Венди постоянно подходят все новые и новые люди — она их приветствует и одаривает теплыми словами. Поражаешься, как у нее хватает на всех энергии…

Далее по плану — возвращение в отель Holiday Inn и подготовка к самому благотворительному аукциону — пожалуй, центральному событию программы недели открытия. Ничто, лучше сна, не красит, поэтому успеваю перехватить его часа на полтора, прежде чем застегнуть молнию на коктейльном платье, встать на шпильки, подкрасить глаза и вытащить из чемодана клатч. Событие все-таки. Небольшой кофр с выданной в редакции беззеркалкой Sony и блокнот для записи впечатлений — без этих вещей никуда — в клатч не влезают ни вместе, ни по отдельности, как ни толкай, и поэтому несколько разрушают визуальную целостность моего совершенного образа, но отказаться от них я не готова ни при каких обстоятельствах.

К 17 часам мы возвращаемся в отель Double Tree. В холле уже стоят столы для регистрации участников аукциона. Если честно, как раз именно сегодня вечером я покупать себе в коллекцию ничего не планировала, но меня почему-то об этом не спрашивают — наверное, платье красивое — и выдают после заполнения бланка (имя, фамилия, адрес, контакты) табличку с номером — 388. Здесь же сообщают номер стола, за которым мне суждено сидеть — 39, где, как понимаю, будут находиться и другие русские участники. (Можно было регистрироваться и без получения табличек.)

По ходу выучиваю два новых слова на английском: сама табличка — это paddle, а еще есть глагол to bid (и такое же существительное) — т.е. «предлагать цену», «заявлять». Вы делаете ни что иное, как «bid»/«бидуете», когда поднимаете во время аукциона табличку, демонстрируя намерение повысить ставку.

Примечательно, что еще во время предварительного просмотра у всех желающих, кто не мог участвовать в аукционе лично, была возможность оформить заочное участие («заочный бид»), для чего нужно было заполнить соответствующий бланк.

Поднимаемся на второй этаж. Еще раз прощально прогуливаемся по залу с выставленными на аукцион работами (скоро их здесь уже не будет), оказавшись в компании с Наташей и Валерой Черкашиными. Специально приставленная к коробу с подборкой работ АЕС+Ф женщина в белых перчатках показывает нам фотографии поштучно — касаться произведений самостоятельно посторонним запрещено. Фиксирую в памяти редкую картинку «Черкашины смотрят работы АЕС+Ф».

До 18 часов у входа в аукционный зал (где до этого проводилось портфолио-ревю) мы ведем друг с другом светские разговоры, подкрепляя их красным вином (напитки посерьезней — уже за свой счет) и закусками. Рассматриваем подходящую публику, среди которой мелькает Анна Таккер.

И тут, видимо, пришла пора оказаться в эпицентре «сбычи» моего предсказания из вьетнамского ресторана — о «незабываемом приключении, в которое должна обернуться обычная поездка» (смотрите предыдущие серии). Через секунду после «дзинь» на тост Марии Гольдман «За перезагрузку отношений!» словно из воздуха передо мной материализуется Ирина Чмырева (один из российских кураторов FotoFest’а) и, глядя на меня снизу вверх (я же на шпильках), сообщает, что организаторы решили посадить меня рядом со Славкой. Я в замешательстве: встречу со Славкой Гласер/Slavka Glaser, которая выступает одним из главных спонсоров FotoFest’а, в ее хьюстонской квартире (а еще есть одна — в Нью-Йорке) я благополучно прогуляла из-за родео два дня назад. Ирина аргументирует это решение тем, что «вы — спокойная» — в отличие от резковатой и прямолинейной Славки. Т.е. мы, теоретически, должны вполне сбалансированно сочетаться в течение этого вечера и успеть, по возможности, обойтись без жертв. И ко всему им, организаторам, почему-то нужен за этим столом «русский журналист». Да поможет мне еще один бокал вина! Интересно, сколько же им пришлось думать и взвешивать, прежде чем рассадить людей «по интересам» за таким огромным количеством столов? Повторяю себе, как мантру, «стол №5», «стол №5»… — действительно, не забыть бы.

Тот самый стол №5, куда я направляюсь, находится как раз напротив аукциониста. В самом смысловом центре зала. На соседних столах, расположенных уже глубже в зал, вижу знакомые лица тех хозяев — партнеров FotoFest’а, которые так радушно встречали нас в своих домах в прошлые дни. Однако. Естественно, из-за волнения не замечаю, что рядом с каждым местом на нашем столе указано имя человека и приземляюсь на чужой стул, о чем мне тут же с улыбкой сообщает новообретенная соседка. Тоже улыбаюсь, извиняюсь и нахожу бумажку «Elena» — место с отличным видом на стойку аукциониста и все происходящее.

Слева от меня уже сидит хрупкая женщина в вишневом платье и пиджаке. Справа — пока пусто. Оставшиеся места стола (он человек на 8) постепенно заполняются. Женщина смотрит на меня из-под челки чуть наклонив голову и довольно приветливо отвечает «Элизабет» на мое ознакомительное «Май нэйм из Елена, найс ту мит ю». Я в привычной журналистской роли вопрошающего тут же перехожу в наступление. Соседка рассказывает, что она подруга Славки, занимается тем, что организует портфолио-ревю в Нью-Йорке. А вообще — много лет проработала визуальным редактором в журнале New Yorker, но недавно оттуда ушла. У меня в голове тут же проносятся призраки лекций из курса о современной мировой журналистике журфака и Ясен Николаевич Засурский за кафедрой. Обмениваемся с Элизабет визитками. На полученной мною значится «Elisabeth Biondi».

Элизабет рассказывает, что пришла в журнал в 1996 году, когда он только-только сменил политику и начал активно вводить визуальный ряд. Главным редактором журнала в то время была Тина Браун/Tina Brown, и решение об этих революционных изменениях приняла она. Сейчас же главный редактор New Yorker’а — Дэвид Ремник/David Remnick, он очень любит Россию и говорит по-русски. Дэвид написал несколько книг о России (одна из известнейших — «Lenin's tomb»), и у него даже был русский водитель.

Но вдруг Элизабет замолкает и взор ее устремляется куда-то за мою спину. Пришла Славка.

Я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с миловидной, лет (как мне кажется) 35—40 женщиной — по-славянски светловолосой. В светлом же брючном костюме с украшениями. Кажется, своим появлением она заполняет все пространство стола. А то и зала. Славка уже поприветствовал всех наших соседей и, улыбаясь, шутя говорит мне несколько ободряющих слов на русском с акцентом — что-то типа «здраствуйте, спасиба, пажалуста» (она полячка по происхождению). Представляет меня всем сидящим и пускает мои визитки по кругу. «Уберем все это под стул, а то мешает ходить?» — и Славка сама сдвигает мое журналистское кофрово-блокнотное богатство, лежащее рядом на полу, под мой же стул — чтобы не мешать официантам: у нас на подходе жаркое с кровью и креветки.

Славка тут же начинает лично разливать всем напитки. «Элизабет любит шампанское», — говорит она, наливая бокал моей соседке. Я же предпочитаю красное вино. «Ты не любишь шампанское?» (Кажется, если переводить английское «you», то от Славки уместнее услышать почему-то необидное «ты» вместо чопорного «вы».) «Я люблю шампанское, но все-таки предпочитаю красное вино», — отзываюсь я. Никто не против. Чокаемся и возвращаемся к локальным беседам.

Элизабет Бионди рассказывает, что она работала с Ричардом Аведоном. Сначала он был единственным штатным фотографом издания, но это было сложно — когда информационный охват требует присутствия своих людей в разных точках пространства. И затем она наняла в штат других фотографов. Прошу Элизабет рассказать об Аведоне — каким он был как человек. Она говорит, что, как ей кажется, он не был очень счастлив. Да, он был великим фэшн-фотографом, но ему всегда хотелось большего, чем он имел («хотел больше и больше, лучше и лучше»), и он не получал удовольствия от жизни. В отличие от Ирвина Пенна, который тоже был перфекционистом, но жизнью просто наслаждался. Аведон умер, когда выполнял задание для New Yorker’а, — занимался проектом «Выборы. Демократия в Америке»/«Elections. Democracy in America», путешествуя по США и снимая обычных людей. И умер как раз в Техасе. Проект к моменту ухода фотографа был уже практически завершен, и New Yorker сделал потом публикацию полос на 20. Через 8 лет после этого президентом станет Обама. «Кажется, зарождается новая дружба», — наш с Элизабет разговор прерывает Славка, радуясь нашему активному общению. Улыбаюсь ей и наконец отрезаю пару кусков от мяса — слушая Элизабет, совсем забываю о еде.

«А сюда действительно привезли лучших российских фотографов?» — без обиняков спрашивает Славка, внимательно глядя мне в глаза. Опираясь на свой уже скоро 7-летний опыт работы в Foto&Video, я утвердительно ей киваю: «Определенно». «Ну конечно, — замечает Славка, будто получившая тот ответ, который ожидала, — Венди и Фред знают что делают».

Говорю Славке, качая головой в сторону Элизабет, пока та разговаривает со своим соседом Карлом: «Спасибо за такое соседство», на что Славка улыбается — у глаз ее играют вполне искренние морщинки — и похлопывает меня по спине.

Между тем аукцион разгорается. Приветственные слова говорят Венди Вотрисс и Фредерик Болдуин, еще какая-то милая девушка, которая периодически со всей непосредственностью замечает «Ой, я делаю это первый раз, мне нужно свериться с бумажкой», на что получает одобрительный гул публики. Символом торгов становится «кнопочный молоток» Андрея Чежина, подготовленный им специально для этого случая. Молоток водружают на стойку аукциониста. Затем появляется и сам он (т.е. она).

К сожалению, многолетний аукционист FotoFest’а Дэниз Бетел, старший вице-президента Sotheby’s, не смогла в этот раз приехать — говорят, серьезно заболела ее мама. Вместо Дэниз аукцион ведет довольно молодая девушка, ведет, насколько я могу судить, вполне ровно. Структура происходящего примерно следующая: в порядке, в котором работы идут в аукционном каталоге (его предварительно положили каждому на стол), выносятся сами произведения, в рамах. Крупное изображение фотографии дублируется на большом экране. Аукционист называет стартовую сумму за работу и шаг каждой новой ставки: например, начинаем с $1000, шаг $200. И понеслось. Новая табличка — сумма увеличивается на сумму шага. Зал огромный. Аукционист постоянно скользит по нему взглядом, выхватывая желающих увеличить сумму. Девушка даже просит снять порядковые номера столов, чтобы они ее не отвлекали. Помогают аукционисту несколько рассредоточенных по залу человек из персонала в белых перчатках. Они тоже следят за теми, кто хочет повысить ставку, и, когда очередная табличка взлетает вверх, тут же указывают на нее пальцем, привлекая внимания аукциониста. Эти же люди издают призывное «шшшшшш», когда нужно успокоить излишне гомонящих гостей после очередного «Продано!».

В каталоге на каждой странице — репродукция работы; имя ее автора; страна, к которой причисляет себя этот автор; название работы и краткие данные о ней — техника исполнения, год печати (чтобы оценить степень винтажности), размер, тираж и указание, какой это экземпляр из тиража (например, 4/10 — 4-й по счету отпечаток из общего тиража этой работы в 10 экземпляров), также указание, есть ли какие-то особые отметки («подписана автором на обратной стороне» и т.п.); эстимейт (ожидаемая минимальная сумма продажи) в долларах; источник работы («предоставлено автором» или какой-то организацией); а завершает все довольно сухой текст о фотографе строк на 10: буквально «родился, участвовал там-то, награжден тем-то, работы хранятся там-то», а также сайт автора. Описания того, в какой культурный контекст фотография вписана и почему она особенна, нет. И фотография «Без названия» Алексея Кузьмичева с изображенной на ней Чулпан Хаматовой, как я понимаю, продается просто как фотография некой девушки на синем фоне. Те смыслы, которые несет за собой образ именно Чулпан, особенно в контексте недавних предвыборных событий, считываются, очевидно, только нами. И это то, о чем стоит подумать авторам, стремящимся выйти на международное поле.

Аукционист говорит настолько быстро, что расчленить финальную сумму и номер победившей таблички в этом бурном потоке англоязычных числительных довольно сложно — лишь временами их разбивает слово «dollars». Но становится очевидно, что изрядное количество работ как российских, так и других авторов продаются ниже эстимейта — даже снимок «Royal Wedding, Residents at Home on Westbourne Street» уж насколько популярного в мире магнумовца Мартина Парра/Martin Parr. Непросто сказать, причина здесь в аукционисте, который не смог раззадорить публику (а его роль как режиссера процесса, играющего на чувствах людей, очень важна), или в экономных американцах, или в чем-то еще. Но для благотворительного аукциона, коим является аукцион FotoFest’а, общие результаты, полагаю, можно назвать вполне добротными. Все работы были проданы. Поэтому подождем официальных отчетов организаторов. Лидером же становится произведение Олега Доу «Katya’s Tears 2» 2008 года — на ней выглядящее совершенно интернационально существо, выполненное в лучших Photoshop’ных традициях Олега, пускает слезу. Борьба за лот шла нешуточная. Финальная сумма — $17 000 (эстимейт — $10 000).

Спрашиваю Элизабет, какие работы из каталога ей нравятся. Она называет уже упоминаемый мной снимок Чулпан Алексея Кузьмичева; «Дину и Мишу» Евгения Мохорева; «The Last Day of the School Year» (1979) Валерия Щеколдина — «это традиционное изображение, но мне оно нравится» (Элизабет); картинка «Guangzhou Zoo II» фотографа из Великобритании Курта Тонга/Kurt Tong — птички в клетках на фоне зелени, нарисованной на стене («это милая картинка, ничего не убавить, ничего не прибавить»). «Больше всех мне нравится эта», — говорит Элизабет, показывая на снимок «The Edge, Mar’ino II» (2009) Александра Гронского. Также она выделяет работу «Sigarette at Al Faw Palace» (2009) ньюйоркца Ричарда Мусса/Richard Mosse. «Почему эта?» — спрашиваю о «Сигарете...» Сюжет: военный сидит на стуле у огромного оконного проема в каком-то огромном здании. Ноги военный положил на то место, где должен быть подоконник. Курит. Вдаль уходит перспектива на водоем — реку или озеро, и еще дальше — город. «Тема Ирака очень болезненна для нашей страны, — объясняет Элизабет. — На этой фотографии видно, как человек затерян в чужой стране. Плюс хорошие перспектива и цвет». Я в свою очередь рассказываю, что для нас, русских, сегодня стоит за изображением Чулпан Хаматовой. Элизабет понимающе кивает. Картинка «Big Woman Little Man» (2010) Миро Сволика/Miro Svolik нам категорично не нравится обеим. Но, как оказывается, одна из наших соседок по столу активно за нее бидует и — покупает-таки. «У нее очень особенный вкус», — тактично отзывается об этом выборе Элизабет.

Периодически Славка уточняет у всех сидящих за столом, за сколько только что был продан лот. Я чаще всего пожимаю в ответ плечами: когда общаешься, сложно отвлекаться на внешние раздражители. Но при этом успеваю временами списывать у нее уже определенные цены.

Славка не остается безучастной к происходящему и приобретает две работы. Одна из них — отпечаток Алексея Титаренко (уходит по эстимейту — $3000), предоставленный нью-йоркской галереей Наили Александер. Сначала за этот снимок бидует некто Аликсис с нашего стола, но в какой-то момент прекращает — уже не по ресурсам. Славка подбадривает ее: «Ну давай, Аликсис, это же твоя работа!», на что девушка покачивает головой, в ее красивых волосах играют блики ламп. «Я куплю ее для тебя!» — восклицает Славка, и над столом взлетает табличка с номером 147. Взлетает еще раз и еще. «Продано!» — наконец провозглашает аукционист, указывая на Славку. Через минуту ей приносят бумажку, на которой указано, что данная работа закреплена за ней.

Второе произведение, за которое борется Славка, — черно-белая панорама, составленная из четырех квадратных работ, южнокорейского автора Monica Kyong ae Cheon — «Thirsty Land Series — Ulleung Island 2001» (Корея, 2001). (Сайт автора www.monicacheon.com.) На ней — предельно лаконичный морской пейзаж — вода, острова, затянутое облаками небо; из-за частичной нерезкости кадр хочется отнести к пикториализму. Работа — одна из последних в каталоге. «Это фаворит нашего стола, — говорит Элизабет, — она здесь всем нравится. Как думаете, почему?» «По-моему, вы все просто очень устали от цивилизации», — говорю я, Элизабет смеется и передает мои слова Карлу, который тоже улыбается. Между тем Славка делает почти незаметный победоносный жест — сжимает кулак с поднятым большим пальцем. Работа остается за номером 147. И Славке снова приносят бумажку.

Славка мне нравится. Люблю таких прямолинейных людей, говорящих то, что думают, даже если их слова могут ранить. Потому что и симпатия их, если уж она случится, будет, скорее всего, тоже искренней, и они вряд ли станут использовать ее для ведения «тонких психологических светских игр». 

Надеюсь, что аукционный вечер прошел к обоюдному удовольствию всех присутствующих. По завершении последнего лота начинаем расходиться. Славка снова выдает мне «здраствуйте, спасиба, пажалуста» и улыбается на прощание. Я ей тоже. Прощаюсь и с Элизабет. Кто знает, может, когда-нибудь еще и увидимся.

У выхода из зала расположен стол с табличкой «Check out» — здесь все купившие работы могут тут же за них заплатить. Потом, получив чек, покупатели направляются к залу, где проходил предварительный просмотр, и там произведения, которые уже завернули в пузырчатый полиэтилен и обмотали скотчем, выдаются им на руки.

Раскрывается и тайна «Directors choice». Те работы, которые были еще раньше разложены Венди на столах, на основном аукционе не появлялись. Но все это время шла невидимая борьба на бланках: желающие повысить ставку вписывали свой номер в одну из граф — просто по порядку, а напротив указывали предлагаемую сумму. Победил тот, кто оказался последним. После основного аукциона бланки собрали и выписали финальные номера по каждой работе на общую доску. Новым хозяевам осталось только оплатить и получить эти работы.

Многие наши фотографы, чьи работы участвовали в аукционе, ходят потерянные — словно распрощались со своими детьми. И до последнего пытаются выяснить, кто же стал владеть их произведениями. Говорят, отпечатки Кулебякина и Бахарева купила сама Анна Таккер, и они, тем самым, переезжают на хранение в Музей изобразительных искусств Хьюстона.

В Holiday Inn нас, человек 15, везет второй автобус, с Немилтоном, который раньше обслуживал группу из другого отеля. Просим водителя остановиться где-то на заправке, чтобы купить в магазинчике пару пирожных к вечернему чаю. Но почему-то приезжаем к огромному торговому центру. Водителю звонят организаторы и ругают нас на чем свет стоит: автобус нужно обязательно отпустить до 23-х часов. Но разве это теперь скажешь всем тем людям, которых поглотила продуктовая бездна? Вдруг подъезжает уже наш автобус, с родным Милтоном за рулем. Мы тут же перетаскиваем к нему вещи всех ушедших за покупками, а Немилтона отпускаем. А потом — просто наблюдаем за реакцией подходящих. Всё заканчивается тем, что краснодарский фотограф Леван Мамулов на радостях посвящает Милтона в пионеры: закрепляет ему на рубашку настоящий пионерский значок (винтаж!), снятый со своего лацкана. И весь автобус громогласно выводит в хьюстонской уже почти ночи «Взвейтесь кострами, синие ночи...» «Более идиотского перформанса я еще не видел!» — хохочет хохол Роман Пятковка, и на этих словах мы выгружаемся в отель. F&V

Продолжение следует

Дополнительная информация: www.fotofest.org

Cм. также:

Фестиваль FotoFest 2012, Хьюстон. 15 марта. День первый

Фестиваль FotoFest 2012, Хьюстон. 16 марта. День второй

Фестиваль FotoFest 2012, Хьюстон. 17 марта. День третий

Фестиваль FotoFest 2012, Хьюстон. 18 марта. День четвертый

Фестиваль FotoFest 2012, Хьюстон. 19 марта. День пятый

Фестиваль FotoFest 2012, Хьюстон. 21 марта. День седьмой